Вчера гуляли по лесу. И почему то в голове вертелись старые воспоминания о конюшне. И тут я вспомнила что в моем блоге хватает всякой всячины, а вот историй про лошадей с которыми я провела всего полтора года, нет. И решила восполнить этот пробел.
 Вчера вспоминала как мы ходили зимой за еловыми ветками. Конюшня стояла в лесу. Зима, мороз, все кругом занесено мягким и пушистым снегом. Выбегаешь к изгороди, ломаешь самые мягкие части еловых ветвей, наберешь охапку и в конюшню. Раздаешь каждой лошади по три четыре мягких лапки. Остановишься посреди конюшни и чувствуешь как тебя окружает пряный запах еловой смолы смешивающийся с запахом лошадей и сена. Слышишь мерный хруст, так мне нравится слушать как лошади едят. Этот звук дарит такое  приятное ощущение спокойствия. И как будто мир вокруг замирает и тоже  прислушивается...
 Запрягали страушку Майку в сани и ездили через заснеженный лес в село за продуктами или по какием либо делам. Сама кобыла белая, и все вокруг белое.. и  этот морозный хруст снега под полозьями....

Пиллигрм
 Молодой, задорный на улице и в то же время до удивления спокойный. Его не мог испугать ни резкий звуг, не взмах кнута Кима, он это делал для устрашения, и все же на Пиллигрима это не действовало. Он всегда медленно, словно мешок вываливался из денника что бы попить, и так же медленно заползал обратно. Зато когда я выводила его погулять или позаниматься на корде, он выдавал мне такие финты, что руки порой были просто вырваны. Виной все малое количество прогулок. и я понимала что ему хочется порезвится. И терпеливо ждала когда у него закончится запал и он будет готов поработать. Я не поощеряла этого, но и не наказывала.. Зачем? Это его право и вина человека.  Зато как только он набегается и чувствует что я уже работаю с ним, что то руководствую делать.. сначала он работал, а потом прямо видно было как ему было лень... Он терпели доработывал, но вид у него был будто он пробежал сотни километров)))  Он был еще совсем молод, ему было всего полтора года когда я с ним занималась. Поэтому занятия были как в детском саду, туда пойти можно, а туда не надо.. сейчас надо остановится а сейчас пойти быстрее...
 Он постоянно со мной заигрывал. Когда я приходила к нему в денник с лопатой чтобы убрать, он не выходил из него, хотя я оставляла ему дверь открытой, он оставался и аккуратно брал меня то за свитер то за кончик лопаты губами или зубами и мотал головой, тянул, медленно и аккуратно то в одну сторону денника, то в другую. Так как копыта он чистить не давал, когда я брала его переднюю ногу он сам ее поднимал, но не останавливаясь с силой выдергивал и делал движение похожее на очень высокий испанский шаг одной ногой и ударял о землю, и так каждый раз как кто либо брал его ногу. И я сделала хитрость. Заметив что этот увалень не вскакивает на ноги если я захожу к нему когда он лежит и позволяет тормошить себя как душе угодно, я стала расчищать ему копыта лежа. Хотя бы что бы в них не забивалась грязь и не началось гниения.  Теперешний хозяин говорит, что до сих пор он не дает ноги чистить, хотя ему уже лет 6 помоему.   Я потеряла с ним связь когда на конюшне случилась беда, но благодаря интернету я нашла его и теперь в курсе всех его достижений)))
 Вот такой он был когда я его встретила, это как раз мы с ним играли в деннике:

А сейчас вот каким красавцем стал мой дружок, фото и хозяйка Анна Бабенко:


Хоогур
 Торийский тяжеловоз, огромный и угрожающе страшный   . Но такое впечатление он произвел на меня только один раз. Он был весь отощавший, в пыли и перхоти, с огромными необрезанными копытами и отвисшей губой. Губа отвисла после того как одна из кобыл зарядила ему с копыта в челюсть,но это я лишь только слышала а не видела. Его все опасались. На нем никто не ездил, копыта ему тоже не расчищали. Его благоговейно любил лишь казак Ким Дмитрич, а потом полюбила и я. Но за полтора года я осмелилась лишь тискать его в деннике, чистить шкуру и чесать холку( когда ему чешешь холку он наваливался на эту сторону всем телом, так и норовя вдавить в стену, и это было стремно, но интересно) и однажды вывести его на корде погулять, и то я была не одна а с помошницей. Мы еле еле нашли на этого громилу уздечку. И на его огромной морде оголовье казалось ниточками держащими маленькую, тоненькую железку трензеля... ООО сколько впечатлений было когда просто стоишь рядом с огромным "чудовищем" которое все трясется от глубинного ржания жеребца чувствующего кобыл в поле, и держишь его на какой то тоненькой веревочке, а корда именно так и казалась по сравнению с этим гигантом. Но я хоть и побаивалась его, и так и не осмелилась на него сесть, я его полюбила.. и тем более этот гигант был папашей моего любимого коня Бархата, а потом их продали.. и это оказалось к лучшему. Вот Йогурт в старой конюшне, там ему уже 19 лет:


А потом он попал в отличные руки.. и теперь он в свои двадцать четыре выглядит и чувствует себя молодым юнцом)))):

Фото Йогурта, Юлии Тимошенко
 Бархат.... да что про него говорить.. он нем написана целая история...
 Это лишь некоторые лошади, которые оставили глубокий след в моем сердце... и за судьбой которых я теперь наблюдаю.. и все благодаря интернету...

комментировать

Тонкий шелк простыней окутал ее обнаженное тело. Она сидела на пастели, обнажив спину и убрав с нее копну своих темных волос. Она была почти готова. Наконец-то она на это решилась, наконец-то нашла своего палача. Только ему она могла доверить самое дорогое, что у нее осталось: ее самую тяжелую ношу – ее крылья.
Он стоял в стороне и смотрел как-то отстраненно, словно завороженный таинством происходящего. Словно он и не участник его вовсе. Перья здорового крыла нервно подрагивали одновременно с плечами девушки. Она заметно нервничала, и лишь безобразный обрубок сломанного когда-то крыла оставался абсолютно безразличным к происходящему.
В комнате горел тусклый свет нескольких свечей. Тонкая рука девушки, немного дрожа, потянулась за бокалом красного вина, пригубив прохладу жидкости, девушка закрыла глаза, набрала полные легкие воздуха, и с шумом выпустив его, допила остатки вина залпом.
Палач в это время принес нож и положил его рядом с девушкой на пастель. Крылья Ангела не так сложно обрезать, как кажется. Не нужно ломать кости, лезвие пройдет сквозь них словно сквозь мясо. Несмотря на ощутимую прочность и несгибаемость, они остаются откровенно хрупки, если ангел, носящий их, вдруг решит от них оказаться. Перья все еще хранили пятна запекшейся крови, они так и не восстановили своего прежнего вида, после ее падения. Множество перьев на крыле все еще оставались помятыми кое-где порванными и перемазанными собственными каплями крови. Обрубок сломанного крыла до сих пор сочился кровью, когда девушка начинала сильно нервничать.
Приближался момент отречения. Дрожь тела девушки усиливалась, ладони ее покрылись холодным потом, она схватила с журнального столика бутылку с вином и сделала пару жадных глотков, будто это была последнее, что она пила в этой жизни. Струйка пролитого вина пробежала по ее подбородку, скользнула по шее и скрылась между обнаженными грудями. С силой брякнув стеклом бутылки о столешницу девушка обреченно бросила короткое «начинай» и приготовилась к концу. Он же, не торопился. Взяв нож в руку, он сел на кровать позади нее и еще несколько секунд не решался прикоснуться к крылам. Перышки все так же вздрагивали, он поднял ладонь и провел ее по уцелевшему крылу, оно дернулось, но тут же затихло. Нежный шелк пера щекотал ладонь, палач тянул руку вниз, ощущая внешнюю прохладу еще живого крыла.
Наконец, набрав в легкие побольше воздуха, он сжал рукоять острого ножа , чуть оттянул обрубок сломанного крыла и резким движением рубанул именно в том месте, где крыло утопало в спине. От резкой молнии боли девушка зажмурила хлынувшие слезами глаза, руки невольно сгребли черный шелк простыней. Резкая боль постепенно сменилась обжигающей стрелой, которая сначала резала, но с течением секунда все притупляла и притупляла боль, оставляя лишь горящий след, на фоне которого вытекающая из раны кровь казалась бегущей вниз по спине прохладой, исчезавшей в ложбинке между ягодицами, и впитывалась в тонкую ткань. Наступил черед второго крыла. Палач на секунду замешкался, ему показалось, как крыло застонало. Но тут же придя в себя, он резким движение оттянул крыло и рубанул. Он не рассчитал силу, а может, повлияло волнение, но ему показалось, что крыло борется за свою жизнь, нож застрял в кости. Девушка закричала не своим голосом, но с места не сдвинулась, лишь ее руки, словно чужие блуждали по пастели, рядом цепляясь за белье, и ломали ногти о свои же ладони. Палач не растерялся, он выдернул нож и с новой силой рубанул кость. Крыло осталось безжизненно висеть у него в руке. Кровь не текла, она хлестала из раны мелкими потоками. Как только девушка почувствовала, что ее спину больше ничто не держит, и только боль жжет двумя полосами, она соскочила нагая с пастель, забилась в пустующий угол комнаты и, закрыв лицо руками, тихо завыла. Она выла не от боли, она выла от осознания того, что пути назад больше нет. Теперь она просто человек. Крыло и обрубок, лежащие рядом на пастели стали медленно исчезать, и вскоре вовсе исчезли, оставив после себя лишь впитавшиеся в кровать пятна крови. Раны теперь не скоро затянутся, ведь теперь она простая смертная, и небеса больше не будут заживлять ее раны.
Ее палач, ее спаситель подошел к ней, обнял, пачкая руки в ее крови. Он так хотел когда-нибудь попробовать ее кровь, но это был не подходящий момент. Скоро она об этом забудет и снова станет сильной, а сейчас… сейчас он будет обнимать ее жалкое, дрожащее тельце и смотреть на свои руки омытые в ее крови….
12.09.08

комментировать

Она не я.. она всего лишь заполняет собой весь мой мир. А может и мир этот ее, а не мой?
Она странная… не любит людей, злится, если к ней подходит прохожий с пустяковой просьбой на улице. Я же всегда была готова ответить сколько время. Меня знают все мамины подруги и наши соседи, для взрослых я всегда была примерной и очень ответственной девочкой, готовой в любой момент прийти на помощь. Впрочем, и все мои немногочисленные друзья до поры до времени считали, что я истинно положительная. И лишь я одна всегда знала, что не одна. Она всегда жила внутри меня, проявляя себя, когда я оставалась в одиночестве. Это она гнала меня в длительные прогулки по большому городу: шестилетняя девчонка в центре столицы одной из стран Прибалтики, абсолютно одна и ей совсем не страшно.
Позднее, когда я стала старше, Она стала показывать свой характер, все чаще и чаще захватывая мой мир на более долгое время, чем раньше. Она много молчала, даже находясь в компаниях, всегда принимала роль слушателя на себя (хотя, в этом мы с ней очень похожи), любила черную одежду, все время закрывала шею или высокими воротниками или лентами и шарфиками, будто прятала под материей что-то. Ее взгляд всегда блуждал где-то в небе, или по земле, она не любила смотреть в глаза. Ее манили туманы и леса, поля и заброшенные дороги. Если я любила лошадей, отдавая свое сердце одному, Рыжему, то она любила исключительно вороных фризов – лошадей, сотканных из пепла преисподней. Не смотря на положительные характеристики, именно этих лошадей люди чаще всего ассоциируют с «адскими» животными.
Ее страсти не было конца, она впадала в безумство при виде крови, сначала на экранах телевизоров, а позднее она не знала более, другого наслаждения, чем «живая» кровь.
Она создала во мне свой мир, и теперь я в нем живу. От меня уже ничего не осталось, я отдала себя ей в тот момент, когда она сломала крыло. А может и раньше… просто я этого не замечала… А может я, это и есть она?
В моменты депрессий она способна заполнить всю мою голову червями. Они изъедают меня изнутри, а она наслаждается в этот момент моей болью. Это она избрала этот путь, ей нравится испытывать это чувство тупого пульсирования внутри тела. Это она, а не я пишут мало разборчивые тексты, это все Ее мысли. Я лишь научилась изливать ее депрессии на бумагу, чтобы мне становилось легче их переживать.
Это она красила ногти в черный цвет и ходила на кладбище по ночам, пила местный воздух, разговаривала молча с деревьями и могилами. Это она звала Дьявола, но он не пришел. И тогда она создала свой Ад, и теперь в нем есть место лишь одному человеку, помимо меня. Ее нет без него, хотя без него нет и меня…
Теперь она пишет редко, мыслей стало мало, хотя нет, дело, наверное не в мыслях, просто здесь ей спокойно. Здесь она в Своем мире.
11.09.08.

комментировать

Глубокий снег, сугробы практически по колено, не давали быстро пересечь поле. А пересечь его было необходимо как можно скорее, потому как это была частная территория, границы которой были очерчены хилым забором, собранном из двух поперечных перекладин и столбов. Метрах в двухстах от меня, на горизонте холма то появлялись, то исчезали две резвящиеся лошади. Они были словно близнецы, обе вороные, с белыми «гольфами» на ногах и длинными белыми проточинами на мордах. У обеих была коротко острижена грива и обе были оседланы, но уздечек на них не было. Вместе с ними резвилось три собаки, крупные, темные и чем-то очень напоминающие волков. То, что это собаки стало понятно когда они стали лаять увидев мой силуэт но быстро бросили это дело и завиляв скрученными хвостами, снова бросились играть с лошадьми. Собаки тоже были абсолютно идентичны друг другу.
Чистое небо постепенно заволокли тяжелые свинцовые тучи, предвещающие снег. К тому времени, как я добралась до старой заброшенной церкви, уже пошел мелкий, колючий снег. Ничто в этом здании не говорило, о том, что в нем может еще теплиться жизнь. Когда-то белые стены посерели и позеленели плесенью, деревянные рамы окон наполовину сгнили и потрескались. Кованые решетки на окнах покрылись толстым слоем ржавчины а стекла витражей потускнели и помутнели настолько, что увидеть сквозь них что-либо было практически невозможно. Я разглядела лишь то, что в церкви кто-то находился, четко виден был силуэт человека, горели свечи – были видны характерные мерцающие огни.
Сегодня с самого утра, что-то настойчиво звало меня неизвестно куда. Я встала с пастели, оделась и просто пошла, куда смотрели глаза. Ноги сами несли меня по верному направлению, а то, что оно верное подсказывало биение моего сердца, оно было готово просто выпрыгнуть из груди. Если я сбивалась с пути, сердце успокаивалось но зов, этот странные зов становился просто невыносим, и не покидал меня пока я не находила верной дороги. К концу дня я и оказалась здесь, в неизвестной мне местности, рядом с заброшенной церковью. И теперь стоя по колено в сугробе я судорожно цеплялась пальцами за ржавые прутья оконных решеток и пыталась разглядеть, что же меня так туда зовет. После долгого рассмотрения в моей голове созрела практически полная картина происходящего. Смутно, но все же можно было разглядеть очертания бассейна для крещений, наполненного чем-то белым, силуэт сгорбленного человека медленно пересекающего церковь из угла в угол и множество мерцающих огоньков. Еще одна вещь, довольно сильно меня смутила. Я никак не могла понять кажется мне, или действительно над бассейном в воздухе нависло что-то крупное, и это что-то постоянно медленно крутилось.
Внезапно я поняла, что очутилась внутри церкви. Там было сыро и довольно тепло. Свечи медленно распространяли мягкий свет и тепло, приятно пахло сгоревшим воском и… молоком. Не слышала, как за мной закрылась дверь, точнее я вообще не наблюдала здесь входной двери, только узкие витражные окна, заплесневелые покрытые каплями сырости стены, не имевшие на себе ни следа от фресок и икон и каменный неровный пол. Теперь я поняла, почему пахло молоком: белая жидкость в бассейне это и есть молоко. Оно будто бы кипело, вся поверхность бурлила и исходила дымом, но жара от него не чувствовалось, а даже наоборот, веяло прохладой. Наконец я смогла разглядеть, что же крутилось над бассейном. В воздухе висела толстая гробовая доска, вся изрезанная и исписанная непонятными мне иероглифами и символами. Она двигалась, издавая тихий, но все же слышимый шепот на неизвестном языке, от которого все внутри предательски замирало. Сгорбленный человек в рясе поднял свою голову, накрытую капюшоном, так, что бы не было видно его лица, видимо посмотрел на меня, ударил клюкой зажатой у него в руке об пол и принялся громко читать молитву наоборот. Я стояла возле бассейна и словно загипнотизированная пыталась повторить про себя каждое слово, что произносил лжесвященник. Вынуло из забвения меня то, что доска, парящая над бассейном, ткнула меня в плечо, опустилась до уровня живота и чуть подтолкнула, приглашая лечь. Я ухватилась за края резной доски, чуть подтянулась и ощутила всем своим телом странное тепло этого дерева. Доска вся горела, будто кожа, натертая красным перцем. Я нависла над бурлящим бассейном, слова молитвы внезапно стихли, и старик указал на кипящее молоко. Доска опустилась ниже, остановившись в паре десятков сантиметров от поверхности жидкости. Я окину взглядом стены церкви, старика, и, зачерпнув ладонями, прохладное молоко стала окатывать им свое лицо, я черпала его снова и снова, эта прохлада никак не хотела оставлять меня. Уже практически неистово я швыряла молоко себе в лицо, теряя всякий контроль над происходящим до тех пор, пока доска подо мною просто не растаяла. Я упала на колени у самой кромки бассейна. Дыхание отрывистое и тяжелое, ощущение, что я пробежала спринт, но что-то не дает мне оставаться на месте. Я встаю на ноги и подхожу к окну, я не замечаю вокруг себя ничего, лишь слышу, как вопит священник, вопит так, будто его раздирают на куски. На стенах зарождается мутный поток света, он проносится по всем стенам, ныряет в бассейн, выныривает, бросается на пол и несется ко мне. Пробив меня, насквозь снизу вверх вырывается под потолок и рассыпается искрами.
Ощущаю дикую силу внутри, она выжигает все мое естество, она прожигает мою душу. Вместе с этой силой во мне поселяются голоса, их множество. Они кричат, вопят и стонут, невыносимо, но сила способна контролировать все, я чувствую это. Ощущаю бесконечность внутри себя, силу, безудержность, безграничную свободу, заключенную в рамки моего тела. Я очнулась в снегу, стоя на коленях спиной к деревянным воротам гнилой церкви. Небо начинало светлеть. Темнотой туч вдаль уносились стаи кричащих черных птиц. Они кричали, как кричат люди, впадающие в панику, испытывающие неописуемую боль, и постоянно оборачивались, я чувствовала их взгляды полные страха на себе.
Видение:
Старуха – мать в похоронных одеждах медленно плелась к церкви. Она тащила сани, на которых, сложив руки на груди, спала мертвым сном ее молодая дочь. Рыдая и взвывая, как побитая собака, старуха читала христианские молитвы их безжалостному богу. Как только деревянные полозья саней коснулись каменного пола церквушки, по белым стенам ее потащились руки плесени, они гасили иконы и фрески, растворяя их краски в себе, словно кислота. На маленьких окошках выросли решетки, а старые ворота с шумом захлопнулись и исчезли, превратившись в такую же, как и остальные три, заплесневелую стену. Как только последний признак «живой» церкви исчез, по стенам пробежал стон, бассейн наполнился молоком и у стены вырос сгорбленный старик с клюкой в руке. Старуха была готова на все ради того, что бы ее дочь снова была жива. Она сорвала со своей шеи крест. В последний раз бегло прочла молитву и швырнула крест в угол. Серебро зашипело, стало пузыриться, и, наконец, бесследно исчезло. Лжесвященник не говоря ни слова, помог старухе переложить тело девушки на гробовую доску, покоившуюся возле края бассейна. Закончив укладывать тело, старик отошел на середину зала, ударил клюкой три раза об пол и начал чтение сатанинской молитвы. Старуха тихо заныла, увидев, как резная доска ожила и взвилась под самый купол вместе с ее покойной дочерью. Повисев с мгновение под потолком, доска, стала медленно крутится, и опускаться вниз. Чем ниже погружалась доска, тем выше становился тон произносимой молитвы, и когда тело девушки скрылось в бурлящей белой жидкости, молитва достигла пика своего произношения. В этот момент старуха-мать оказавшись у края адского бассейна вонзила в свое сердце ритуальный клинок, который моментом ранее вложил в ее руку слуга дьявола, и вскрикнув упала в молоко. Ударил страшный раскат грома, огоньки свечей потухли в тот момент, когда зимнее небо рассекла ярчайшая молния, но тут же загорелись снова. Белое молоко окрасилось алыми нитями человеческой крови, старик-священник исчез, на полу осталась лежать лишь черноволосая девушка в тонком белом платье, когда она наконец раскрыла свои глаза, церковные стены застонали от ужаса. Зрачки ее были черны как чистая зимняя ночь и пусты как заброшенные колодцы.
Я все еще стояла на коленях спиной к церкви, когда очнулась от видения. Не чувствую ни ног, ни рук и пустота внутри, зыбкая и полная чего-то совсем мне непонятного. Я с трудом поднялась на ноги побрела прочь. Не знаю, куда и не знаю зачем. У меня не было больше ничего, ни настоящего, ни будущего. А главное не было прошлого. Я обрела неизвестность силу, только непонятно было, зачем она мне нужна, эта самая сила.
Через какое то время я шла уже быстро и достаточно уверенно. Ноги снова несли меня сами. Вскоре я стала догонять странную пару, это был крестьянин, ведущий в руках прыгающую на трех ногах лошадь. Я чуть притормозила и решила держаться чуть позади них. Непонятно откуда и почему я стала слышать историю, несколько мгновений спустя я поняла, что просто слышу мысли. Лошадь пережила этой ночью сложнейшие роды, ее жеребенок погиб и она потеряла множество крови. Человеческие мысли были пусты, он вел животное на бойню. Кобыла и вправду была в ужасающем состоянии. Шкура ее была покрыта рваными ранами и полу лопнувшими гнойниками, из некоторых сочился гной и мутная жидкость. Хвост болтался колтунами засохшей смеси навоза, крови, предродовых вод и внутриматочной плазмы. Но самое страшное зрелище являло собой ее задняя нога. Она была вывернута в скаковом суставе наизнанку. На месте перелома ткани опухли и воспалились, некоторые язвы полопались и сочились, от ран жутко воняло. Кобыла с трудом двигалась и искоса поглядывала на хозяина и все твердила мысленно: мне нужна кровь, я умираю, кровь, мне нужна кровь. Я поймала себя на мысли, что повторяю эти слова вместе с ней и только добавляю «забери свою кровь у человека».
Лошадь потянула свою голову и тронула губами воротник человека, он небрежно отмахнулся, но она продолжала хватать его ворот губами пока, наконец, не извернулась от очередной оплеухи и не вцепилась зубами в его шею. Человек заорал, колени его подогнулись, и он осел на землю. Лошадь же и не думала отпускать его, она как настоящий хищник вгрызалась в горло жертве, пила, захлебываясь бьющую из артерии кровь. Животное на глазах оживало. Раны на шкуре затягивались, а в глазах появился демонический огонь, теперь она никогда не будет питаться травой.
И тут все померкло. Сначала стало совсем темно и очень легко, словно я парила в невесомости, потом вспыхнул яркий свет, и все исчезло. Будто ничего этого и не было. Остались только резвящиеся на поле лошади – близнецы и три собаки – волка…
4.09.08.

комментировать

0

Осталось 3 дня 0
 Пепел  Ksandrina *    

комментировать

Ты чувствуешь, как он стоит у тебя в изголовье. От него веет теневой прохладой и странным спокойствием. Твоя боль постепенно уходит, сначала ноги и руки перестают гулко пульсировать, потом тело немножко немеет и боль растворяется. Ты с облегчением вздыхаешь, блаженно прикрывая веки. Он гладит тебя по волосам своей прохладной рукой, ты открываешь глаза и видишь свое тело, а он стоит у тебя за спиной. Ты ничего не чувствуешь, совсем ничего. Нет ни мыслей в голове, ни ощущений прохлады мокрого асфальта под босыми ногами. Ты босая? Ах, да, твои туфли слетели с ног еще при ударе. Пора идти, ты это знаешь, он ждет, он уже выпустил свои громадные крылья и расправил их, опробовав влажный воздух. Вокруг суетятся люди, кто-то рыдает над твоим телом, а ведь ты совсем не знаешь плачущего человека, кто-то вызвал скорую и полицию, а ты не слышишь голосов, ты только видишь, как картинки действия сменяют друг друга. Немой хаос. Ты закрываешь лицо руками и не чувствуешь тепла своих щек, слез нет. «Страшно?» «Да, немного…» «Нам пора…» Ангел протягивает ей руку и выжидательно на нее смотрит. Она смотрит то на его руку, идеальной формы ладонь, а то переводит взгляд на брошенное тело. «Я бы хотела побыть еще немного здесь….» И он поворачиваясь делает шаг вперед, останавливается и рывков возвращается назад, хватает девушку за руку и приблизив свое лицо к ней пронзает ее своим ледяным, бесчувственным, катастрофически пустым взглядом. «Твое время истекло», И он быстрыми шагами отправляется вперед таща за собой девушку которая не в силах сопротивляться. Она лишь беспомощно оборачивается и видит, как тело лежащей на асфальте девушки выгибается в последней судороге, а из окровавленного рта вырывается последний хрип: «Я хочу жить…» И все вокруг гаснет.

комментировать

Ты с легкостью дирижера трогаешь как струны тонкие нити и она покорно поднимает опущенную голову, раскрывает ясные глаза, шевелит губами и тянется прекрасной ручкой к твоему лицу, лишь что бы прикоснуться. Ты играешь. Играешь увлеченно, упоенно, порой забывая о том, что можешь причинить боль своей кукле. Ты забываешь о том, что в ней живет частичка твоей души, которую ты вложил в ее пустое сердечко в те долгие дни и ночи когда создавал ее. Медленно собирал по крупицам, омывал ее крошечные части тела утренней росой, купал в дожде и пеленал туманом. Ее кукольная боль не проходит со временем, она лишь накапливается, где-то там, в глубине ее пустого тельца. У нее искусственная жизнь, искусственные глаза и губы, руки, все искусственное и лишь душа у нее твоя. Ты хозяин, повелитель жизни, ее жизни. Играешь, словно одержимый, проводишь с ней часы. Она оживает под твоей рукой, волнуется, злится, иногда даже беснуется, радуется и смотрит в твои глаза. Ты не знаешь что она живая, ты не хочешь этого знать. Наигравшись ты кладешь ее назад в коробку, иногда правда сажаешь ее в угол, и она ждет… ждет долго, ждет тебя. Ждет, когда вернешься снова, когда вспомнишь, что она, ждет тебя. Порой ее тонкое платье покрывается пылью, просто ты долго не возвращаешься, не смотришь на нее, не оживляешь ее. Ее искусственное сердце полно слез и отчаяния в дни, когда ты где-то далеко и рядом одновременно. Она видит как ты ходишь из угла в угол, нервно куришь сигареты, пьешь вино бокал за бокалом, вдруг резко садишься, обхватывая голову руками судорожно запуская в волосы пальцы. Она не знает, что ты болен, смертельно болен. Ей не понять этого, она просто ждет тебя.
Однажды он не встанет с постели… А ее возьмут чьи-то дрожащие руки, отряхнут запылившиеся платьице и положат в ворох оборок, рядом с ним. Рядом с его холодным телом в накрахмаленном костюме. Теперь он такой же, как и она, теперь и он искусственный и лишь в кукле останется жить частичка его странной души…
16.08.08

комментировать

Я – вампир. Вы сейчас, наверное, улыбаетесь: «ах, как пафосно, вампир» Я же вам скажу, что нет здесь пафоса, а лишь, горькая правда. Когда-то очень давно, лет триста назад, я имел неосторожность стать вампиром. А около двух сотен лет назад, моего «учителя» и наставника убили охотники за нечистой силой, и я был вынужден бежать. Бежать далеко от мира, где множество, таких как я. Помню, была неистовая резня. В воздухе стоял прочный запах человечины, церкви и обгоревшей плоти. В то время погибло очень много людей и не меньше вампиров. Оставшиеся же в живых, вампиры бежали, кто, куда и вскоре о них уже никто ничего не знал. О, как устал я от одиночества. Мне часто снится рассвет. Нет, не тот что убивает меня, а тот что встречал я, еще будучи молодым человеком, лежа в пастели, обнимая юную красавицу. Мне так же часто снится чеснок, но не тот что противен мне, а тот, что добавляется в разные блюда, придавая им такой восхитительный дразнящий аромат. Теперь я не могу ощутить вкус и аромат этих блюд – они для меня безвкусны, моя полнота вкуса теперь лишь только в крови. Как одинок я, просыпаясь после этих снов, как противна, мне становится эта ночь, полная тайн и человеческих страхов. Я одинокий вампир… хм. И эти, мои нимфы, не радуют меня более. Похотливые шлюхи! Да, любой смертный тянется к их таинственной красоте, к алым как кровь губам, бездонным как черные озера глазам, к тонким рукам с их длинными пальчиками, к их идеальным телам, скрытым за полупрозрачной тканью их одеяний. А для меня, они лишь похотливые сучки, наполненные жаждой крови. Они не дают мне нежности, по которой я так соскучился, они лишь шипят и кусаются, разрывают друг друга в клочья в споре, кто будет сегодня первой. А их кровь так противна мне на вкус, в ней нет жизни, в ней нет души, она водяниста и полупрозрачна… противно. Отвращение к ним заставляет меня выходить в деревни, часами ждать заблудшую в ночи девушку, идущую нетвердой походкой домой. Но и она не принесет мне удовлетворения. Да, ее кровь будет сладка и терпка на вкус.. Ах, как я люблю этот вкус молодых девиц… но так соскучился по нежности. Часто я смотрю в окно маленького домика на окраине. Смотрю, как Она спит. Всего несколько раз за время моего наблюдения она не спала ночью. В такие очень редкие ночи, он то часами расчесывает свои длинные волосы. О! как люблю я эти, ее длинные волосы! В эти ночи она плачет, по ее щекам текут слезы – прозрачные капли соленой воды. Ах, как давно не плакал и я… В эти ночи она пишет – скребет что-то пером на бумаге, а потом мнет и выбрасывает в окно. Я собираю каждый этот ее листочек, жаль невозможно ничего прочесть, она все заливает чернилами. Мне нравится смотреть на нее. Каждый раз, смотря на нее, я борюсь с желанием предстать перед ней, познать ее тело, ее кровь, сделать ее свое рабой на века… Но гоню, всячески гоню от себя эти мысли. Она изменится, как только в ее сердце умрет душа, она станет такой же пустой, бессердечной похотливой шлюхой, жаждущей крови. И я бегу, бегу от ее дома, убивая встречных блудил, а если попадается на пути девушка, я неистово насилую ее выпивая всю кровь без остатка, дабы она не ожила. Я вселяю в ее мертвое тело всю свою ярость, такую бессильную ярость на самого себя. И снова приближение рассвета.. бреду уставший через кладбище к своему склепу, стоящему на отшибе. Я отобрал его у одного скелета, кажется, он был монархом. У него очень уютный гроб, мягкий, обшитый черно – красным бархатом. Каждую неделю в склеп приходят люди, они ставят свечи, которые потом всю неделю дарят мне мягкий мерцающий свет. Они не догадываются о моем существовании, а потому ставят свечи, не освещенные в церкви. И я не мучаюсь от запаха удушливого ладана… В общем мне здесь нравится, только немного одиноко…. Ну вот, я снова проголодался…
27.07.08

комментировать

Приобретая игру, мы теряем человека.....

комментировать

  Ksandrina * Номинант  премии  "Лучший блог" номинация: Литературный блог   Голосуй за участника Позвать друзей  

комментировать