28 июля.
Мерзкое утро. Тошнит. Вылез весь мокрый от пота из под одеяла. Упал на пол. Вырвало серой слизью. Невыносимая горечь во рту. Побрел на кухню выпить воды, вместо воды выпил спирт. Глотку жгло еще час. Стянул с себя грязное белье, полез под душ, окатило ледяной водой. Долго материл все, на чем свет стоит. К полудню выбрался на улицу. Как всегда нацепил серую ничем не приметную спортивную кофту и бейсболку на глаза. Долго ходил по улицам залитого солнцем города. Искал Ее. Не нашел. Снова к вечеру набрался водки и уснул, не дойдя до дома.
30 июля.
Выпустили с обезьянника. Зол как собака. Проведенные сутки в этой дыре дают о себе знать. Ненавижу всех людей. Они все твари. Жажду Ее, я должен ее сегодня найти.
31 июля.
Вчера видел Ее. Наконец-то, я ее нашел. Следил за ней, пока она гуляла по парку. Потом проследил до самого ее дома. Она живет недалеко, там, на бульваре Лун. Любимое мое место в этом гнилом городе. Там тихо. Сегодня ночью пойду за ней. Я знаю, она живет одна.
2 августа.
Великолепное самочувствие. Я практически счастлив. Она была великолепна. О, как она кричала, когда я просверливал в ее теле дырочки. Как она извивалась, когда я перерезал бритвой ей связки на руках и ногах, как отрубал клещами каждый пальчик на руках, а потом и на ее совсем еще детских ступнях. О! Как много наслаждения мне принесло ее мягкое, полумертвое тело, когда я оттрахал ее! Проникая в нее, я одновременно проникал внутрь ее тела тонкой спицей. Я протыкал ее под грудью, а она сипела. Она не могла больше кричать, только стонала, от боли, а мне казалось от счастья. Я издевался над ее тельцем два часа, там, на пустыре, в моем любимом подвале любимого заброшенного здания с множеством глухих колодцев. Ее еще долго никто не найдет. Когда она испускала дух, я отрезал у нее кусочек скальпа с волосами, с ее прекрасными рыжими волосами, и аккуратно вырезал ее правый глаз, потому как он был изумрудно зелен, как у колдуньи. Наверное, этим она меня и привлекла.
3 августа.
Я уже скучаю по ее телу, по ее крикам. Может, я слишком быстро с ней расправился? В следующий раз нужно будет запереть очередную красавицу у себя в подвале, и можно будет наслаждаться ею несколько дней.
Да.. это будет моя собственная игрушка… У меня раньше никогда не было собственных игрушек…
3.01.2008.

комментировать

По чуть заснеженной трассе, в далекую Канаду, вперед к заснеженным холмам и густым еловым лесам. Туда, где местами цивилизация отстала на несколько шагов, мчался длинноносый фургон, взметая из под колес небольшие снежные вихри. Водитель, здоровяк в бейсболке и клетчатой рубахе, курил сигару и сотрясал копной грязных волос торчащих из под кепки в такт жесткому хардкору бьющему в динамики. Он все сильнее и увереннее жал педаль газа. Огромная бордовая машина, с хромированными бамперами, крыльями и трубами, гулко отзывалась на педаль и все сильнее устремляла за собой свой тяжелый фургон, груженный парным мясом. В длинной «железной коробке» на крюках раскачивались говяжьи туши, капая на пол остатками крови. Кругом на алюминиевом полу стояли ведра с печенью, сердцами, легкими и прочей субпродуктивной гадостью. Ничего не подозревающий водила продолжал мчать по пустынной трассе, когда на крыше его фургона материализовалась сухая высокая фигура девушки с короткими по плечи темными волосами. Впрочем, волосы это не это не все что было в ней черного. Она вся была одета в черный туго обтягивающий ее тело костюм. И лишь непослушный черный плащ бился в агонии на ветру. Словно желая улететь вслед за ветром, он то рвался назад, а то гонимый хозяином отпрыгивал, назад хлопая при этом по воздуху словно плеткой. Девушка словно вросла в холодный металл крыши фургона, она стояла неподвижно, и лишь руки, раскинутые в стороны, словно крылья чуть дергались от порывов ветра. Она стояла чуть поддавшись вперед будто отдавалась ветру, волосы временами хлестали ее по лицу, красивому четкому лицу с прищуренными немигающим устремленными куда-то вдаль глазами. Закружился снег, он бил в лицо колючками, но если посмотреть в сторону вдаль, то можно было увидеть, что снег падал, медленно кружась, и ложился крупными хлопьями на леса, холмы и мокрую дорогу. Скорость заставляла снежинки превращаться в мглы и жалить все, что попадется у них по пути. А девушка даже не моргнула, когда в глаза ее полетели иглы снега. Она лишь чуть приоткрыла аккуратный рот и тихо выдохнула горячий воздух немного при этом, оскалившись, в этот миг ее клыки, необычайно длинные, зловеще сверкнули белизной.
Машина продолжала мчаться на предельной скорости, растапливая жаром своего тела, летящие к ней снежинки. Вдруг девушка сорвалась с крыши и прыгнула на капот, а следом и на мокрый асфальт дороги, резко обернулась и устремила взгляд своих холодный глаз на место водителя. Водила в ужасе от того, что что-то черное прыгнуло ему на капот , а потом еще и одарило леденящим кровь взглядом, резко надавил на педаль тормоза, фургон занесло, перевернуло и кабина со всей дури врезалась в необъятных размеров сосну и превратилась в непонятную груду металла. А водитель превратился в такой же кусок мяса, что и его груз. Мясо из фургона беспорядочно вывалилось наружу, привлекая своим запахом диких и очень голодных обитателей леса. Девушка медленно подошла к тому, что считалось кабиной автомашины, дернула нечто похожее на дверь, оторвала ее с корнем и из «салона» наполовину выпал труп водителя. Девушка поморщилась, пренебрежительным движением руки отогнула ворот рубашки и открыла зияющую рану на шее, откуда потоком лилась кровь. Еще раз, поморщившись, она, припала к ране. Пока она пила на коже ее плаща появились трещины. Из трещин стали расти и расправляться огромные перепончатые крылья как у летучих мышей только во многие разы больше. Ноги, тонкие стройные ноги девушки стали превращаться в безобразные лапы какой-то рептилии типа динозавра, только более мелкого размера. Наконец оторвавшись от тела, девушка подняла голову. Кожа ее тела и лица стала синевато- зеленой как у утопленника, а лицо потеряло очаровательные черты и превратилось озлобленную мину человекообразного существа. Она развела крылья в стороны чуть присела и, оттолкнувшись с пронзительным криком, взмыла вверх. Оттуда, сверху, авария не казалась такой страшной, она казалась картонной коробочкой вокруг которой, медленно тлел кровавый снег…
21.11.07.

комментировать

В поисках хоть какой-то работы девушка забрела в старое, высокое здание, по архитектуре немного напоминающее готический стиль. Оно величественно возвышалось над обычными домами коробками в этой части центра города и вселяло чувство некой благоговейности. Из странной, таинственной красоты этого здания уже несколько лет назад сделали чопорный торговый центр. Дом стоял в центре города , а потому другого применения чиновники ему просто не могли придумать.
Девушка неуверенно потопталась перед входной дверью, поправила прическу и глубоко вздохнув вошла внутрь. Она искала небольшой магазинчик где-то на верхних этажах и нашла его в крайней верхней башне. Магазинчик представлял собой малюсенький закуток размером три на три метра. Стены всюду были завешаны каким-то странным товаром, ни прилавка, ни даже табуретки с кассой не наблюдалось. Но девушку больше интересовали загадочные ночные смены этого магазина. По телефону хозяин говорил загадками, а так как девушка любила таинственность, то она, не раздумывая, пришла по объявлению. Из подсобки, дверь которой тоже была завешана товаром, вышел высокий худощавый молодой человек в больших темных очках, сочно синей футболке, а его короткие черные волосы торчали в разные стороны. Он подошел к ней вплотную, но сохранял молчание. Девушка вдруг задрожала как осиновый листок. От парня исходило какое-то неприятное ощущение, хотелось провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе, лишь бы не чувствовать этого человека рядом.
«Ты уверена что готова к этой работе? Здесь много необычных, редких вещей, с ними нужно быть осторожной. Сегодня ночью прибудет пополнение, его нужно будет определить каждый на свое место». Ровным спокойным, но каким то стальным голосом произнеся эти слова, он отошел на шаг назад и рукой указал на маленькую дверь в углу. «Там, твое рабочее место, я вернусь к утру».
Девушка как зачарованная смотрела на маленькую дверцу, и не могла найти в себе стимул, пошевелится. Когда она все же повернулась с намерением спросить о подробностях ее обязанностей, человека уже не было в помещении. Она осталась одна. Смеркалось. Необходимо было начинать работу, она раньше сталкивалась уже с таким видом товаров, потому не думала, что может столкнуться с какими либо трудностями. Девушка щелкнула выключателем, открыв небольшую дверь, ступила на порог и застыла на месте. Пол, стены и потолок были выложены кафелем, тем самым кафелем которым выкладывают стены в операционных, на бойнях и в моргах. У левой стены стоял железный шкафчик со стеклянными дверцами, стекло было завешано белой тканью, и потому невозможно было разглядеть то, что находилось в нем. Посередине комнаты стоял железный длинный стол, а рядом с ним тумба, тоже их жести. На тумбе в ряд лежали блестящие холодным светом инструменты патологоанатома. Девушка была полностью уверена в том, что это были именно такие инструменты. Под потолком висела большая блинообразная лампа с несколькими «глазами», ее яркость видимо регулировалась, потому, как сейчас в комнате было довольно мрачно. Только сейчас девушка заметила рядом со столом ржавую каталку, на которой лежал самый настоящий человеческий труп со вспоротым животом. Рядом с ним стоял тазик, в котором покоились его внутренности, и сверху завершал этот «натюрморт» его мозг. Девушка стояла не шелохнувшись, костяшки ее пальцев побелели, она не замечала, как впилась пальцами в дверную ручку. Она с ужасом смотрела на лежащий, на каталке выпотрошенный труп, на банки и тазики, стоящие радом с ним, некоторые из них были наполнены мутноватой жидкостью. Теперь до нее, наконец, дошло, в чем именно заключалась ее работа в ночную смену, теперь то она понимала, что именно должна раскладывать по «своим местам». Из трупа необходимо было вынуть все его внутренности, разложить по сосудам и залить их спиртовым раствором. Девушка была не робкого десятка. Но все же такой работы она не ожидала. И вообще, все это действо было явно с «душком», и потому она решила немедленно ретироваться отсюда. Она выскочила в помещение магазина и кинулась к двери в которую вошла полчаса назад. Толкнула дверь, но она не открылась, тогда она дернула ее в другую сторону, заперто. Ее сердце вдруг затрепетало и заухало, превратилось в большущий пульсирующий ком, норовящий вот-вот выпрыгнуть из груди. Девушка в отчаянии стала биться в дверь и кричать, но в ответ лишь тишина. Она не выдержала нарастающего напряжения и по ее щекам потекли слезы отчаяния. Она прислонилась спиной к двери и медленно сползла на пол. И тут она заметила дверь в противоположной стороне. Это была дверь на балкон, в ней не было стекла, а вместо него была натянута черная плотная пленка с обрывками старых объявлений или еще каких-то бумаг. Девушка рванула к двери, впилась пальцами в пленку и разорвав ее на куски просунула голову в образовавшуюся дыру. Ее радость и мечта о спасении тут же улетучилась. Балкон выходил в колодец здания, кругом были лишь противоположные стены и ни одного выхода. Ни в одном окне не горел свет. Было ощущение, что торговый центр просто вымер. Сам балкон обвалился еще много лет назад, потому как здание с этой стороны казалось еще более старым, чем снаружи, и камень уже не казался таким прочным. Девушку накрыла новая волна отчаяния. Она не видела выхода отсюда, она осталась совсем одна наедине с трупом, лежащим в соседней комнатке. И этот труп был ее работой, которую она должна была выполнить. Вдруг замок в двери щелкнул и она отворилась. Сначала в комнату вкатили очередную каталку, на которой лежал бледный труп, совсем еще не тронутый, это и было обещанное пополнение. Каталку толкал перед собой высокий широкоплечий детина, на голову которого был надет черный мешок, подобный тому, что носили палачи в средние века, чтобы скрыть свое лицо. Он молча вкатил тело и закрыл дверь на ключ изнутри. Далее он все так же молча вкатил свою ношу в соседнюю комнату, где уже имелся один «пациент». Девушка наблюдала за действиями палача с неподдельным ужасом. Ее глаза расширились от страха, она тяжело дышала, а руки предательски дорожали и стали влажными от пота. Она лихорадочно пыталась сообразить, что же ей делать дальше, но ничего умного в голову не приходило. В это время, прогремев медицинским железом, великан появился в дверном проеме и уставился на девушку. Он смотрел на нее, словно глыба льда смотрит на бескрайние снежные просторы, так же холодно и безразлично, а девушка в это время казалось, перестала дышать, замирая от ужаса. Наконец тишину нарушило нечеловеческое рычание мужчины, он оскалил свои желтые зубы и двинулся на девушку и схватив ее за руку мертвой хваткой втащил в помещение морга. На столе лежал уже новый труп, а рядом с ним на тумбочке лежали промытые, блестящие инструменты: скальпели, зажимы, зубило, всевозможные молоточки и топорик. Мужчина подтащил девушку к трупу, ткнул в него пальцем и процедил сквозь зубы: «Работай, или окажешься на его месте». Сам же взял с каталку и приготовленный мачете, встал в тени у соседней стены, перекрестил руки так, чтобы мачете был всегда наготове и стал наблюдать за действиями до смерти, перепуганной девушки.
Девушка сначала стояла, не шевелясь в том же положении, в каком ее подтолкнули к трупу, опершись на стол обеими руками, тяжело дышала и пыталась унять дрожь во всем теле. Она понимала, что ей необходимо что-то делать, и чтобы выиграть время она решила взяться за инструменты. Она взяла в руку скальпель и аккуратно надавив повела стрелу разреза от основания шеи вниз да паха. Разрез вышел слишком глубокий и взору девушки предстали внутренности человека в раскрытом виде. Она зажала рот чистой рукой, сдерживая рвотный рефлекс, но не удержала порыв и бурая липкая жижа вырвалась из ее рта. Она закашлялась и стала сплевывать омерзительную горечь. Верзила у стены лишь поморщился и чуть отвернул голову от сего действа. Немного придя в себя она снова взглянула на труп, ее тело предательски дрожало, руки тряслись так, будто она только что таскала тяжелые мешки с цементом, голова кружилась а в глазах стоял туман. Девушка понимала, что ради своего же спасения, она должна продолжить. Глубоко вздохнув она взяла зубило и молоточек и дрожащими, но довольно точными движениями стала вбивать колышек в середину грудной клетки, там где соединялись кости, чтобы далее ее вскрыть, открыв своему взору жизненно важные человеческие органы. Она работала медленно, совершая каждый свой шаг обдуманно и взвешенно. На пол не упало ни единой капли крови. Девушка разложила сердце, легкие, печень, желудок и кишки по разным банкам залила их спиртовым раствором, отрезав органы так, что вся кровь из прилегающих к ним вен и артерий вытекла в освободившееся пространство тела, образовав там довольно глубокую лужу.
Девушка поймала себя на том, что ее тело перестало дрожать, нервы успокоились, а сама она полностью сосредоточилась на своей работе. Она вдруг поняла, что увлеклась страшным занятием, она осознала что вид и запах трупной крови, а так же само действо потрошения человека, дико ее заводят, рождают ее хищнические инстинкты. Теперь по ее телу пробегала совсем иная волна дрожи, это была дрожь нервного возбуждения, она понимала, что может и жаждет убивать. Она опустила свои руки в утробу тела искупав их по локоть в крови находящейся там.
Верзила в это время уже практически дремал от скуки, его голова постоянно клонилась на бок и падала, заставляя его просыпаться и опирать ее о свое плечо. В общем, он уже не обращал на девушку никакого внимания, и потому она решила действовать именно сейчас. Она схватила со столика топор для разрубания кости и бросилась к дремлющему надзирателю. Она почувствовала, как ее топор вонзился в плоть его плеча, перерубая ему кость, но одновременно с этим она почувствовала тупой удар в основание ее шеи, где-то сбоку и тут же провалилась в темноту.
Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем она очнулась. И очнулась она совершенно в другом месте. Ее тело практически горело под палящими лучами солнца, в рот забился песок, а пересохшие губы покрыл тонкий слой песчаной пыли. Она попыталась подняться на ноги, но удалось ей это, лишь на третий раз. Ее тело ныло и зудело, словно ее долго избивали, а потом оставили лежать в муравейнике и теперь по ней бегали тысячи муравьев. Девушка все же кое-как поднялась на колени и огляделась вокруг. Кругом стояли заброшенные, потемневшие под палящим солнцем деревянные дома, времен, когда-то дикого Запада. Все было пусто и безжизненно. Казалось люди, покинули это место давно, в спешке оставив целый город умирать в одиночестве. Солнце жарило поверхность земли, а горячий воздух взметал вверх вихри песчаной пыли. В воздухе явно чувствовался устойчивый запах крови, девушка никак не могла понять, откуда он взялся в этом заброшенном городке. Девушка кое-как поднялась на ноги и поспешила укрыться от солнца в тени ближайшего дома, этим домом оказалась бывшая таверна. Она толкнула входную дверь и застыла на пороге. В помещении находилось несколько человек: бармен, официант, и трое посетителей. Все они были мертвее мертвого. Вокруг каждого из них расплывалась лужа крови, рожденная рваными ранами, у кого-то не было лица, у кого-то разорвана грудь, и у одного не было конечностей. Они были обглоданы какими-то свирепыми животными. Девушка впала в оцепенение и не могла понять, что же ей делать дальше, как выбраться из этого злополучного места, и вообще что же здесь произошло. Наконец она пришла в себя и тут же бросилась бежать гонимая паническим ужасом и опасением что и с ней это может произойти. Она бежала, преодолевая улицы, переулки и внутренние дворики пока не стала замечать, что отовсюду из домов, подвалов и сараев стали появляться то волки, то здоровенные псы бойцовых пород. Все они скалились и рычали. Некоторые волки тут же бросались на собак, раздирая своих дальних родственников на куски, а некоторые наоборот собирались в стаю вместе с псами и медленно начинали движение за бегущей девушкой. Девушка продолжала бежать, но ноги уже практически ее не слушались, ее силы были на исходе, и только лишь страх быть разорванной на куски подгонял ее вперед. Собаки, преследовавшие девушку, постоянно нервничали и пребывали в возбужденном состоянии. Они напрыгивали на сородичей, прихватывая зубами им холку или ухо, лаяли и повизгивали. Волки же вели себя невозмутимо спокойно, лишь изредка рычали на суетливых псов. Животные не спешили догонять жертву, они медленно трусили позади нее, пристально следя за ее передвижением, если она замедляла бег, они тоже приостанавливались. Весь город был мертв. Пока девушка бежала по улицам гонимая преследователями, она все чаще и чаще натыкалась на лежащие всюду трупы. Рядом с обглоданными людьми мирно спали сытые собаки и волки. Некоторые все еще дрались за кусок человечины. Через некоторое время девушка, практически потеряла контроль над своим телом, она уже не бежала, она просто шла убыстряя шаг, волки держались позади. Их стало меньше, собаки перестали волноваться и так же сосредоточенно, как и волки просто преследовали ее. И тут девушка не выдержала и упала на раскаленный песок. Это был конец. Она сжала кулаки и зажмурила глаза в ожидании того, что животные на нее нападут. Она ждала, а они не нападали. Наконец она осмелилась открыть глаза, и даже приподнялась на локтях что бы посмотреть, где ее гонители. Собак было всего две, они очень походили на волков, но все же это были псы, остальные были все из волчьего племени. Все они сидели ровно как оловянные солдатики, образуя вокруг девушки круг. Нервы девушки, наконец, сдали, и она закричала, стала хватать руками горячий песок и швырять его в животных. Те лишь отпрыгивали и мотали головами, когда песок попадал им в глаза. Никто из зверей ни разу не оскалился, лишь утробно рычали, возвращаясь на свои места. Девушка продолжала неистовствовать, она стала кидаться на животных, но они лишь отбегали, не разрывая цепи круга. Они поймали ее в ловушку и теперь наблюдали, как она будет медленно умирать. Силы осталось лишь на то чтобы лечь на землю и закрыть глаза. Она откинулась на песок, что бы в последний раз взглянуть в чистое небо. Ее дыхание стало прерывистым. Она чувствовала, как смерть уже совсем близко подошла к ее телу. Она ждала ее. И тут внезапно ей почудилось, что голубое небо вместе с палящим солнцем стало таять, волки стали осыпаться и исчезать, повеяло холодом, и она почувствовала под собой холод кафельного пола. Девушка постепенно поняла, что все, что она сейчас испытала, было лишь миражом, реальной галлюцинацией, к ней возвращалась память, а вместе с ней и боль в основании шеи. Она снова оказалась в помещении морга. Ее руки и ноги отказывались ее слушаться, она видела тусклый свет широкой лампы и чувствовала едкий запах спирта и трупов. Внезапно ее подхватили, чьи-то сильные руки и одним рывком бросили на холодную жесть больничной каталки. Она никак не могла повернуть голову, чтобы посмотреть, кто это сделал. Тут перед ее лицом нарисовался смутный силуэт мужчины, она поморгала глазами, что бы поскорее снять пелену. Постепенно силуэт приобрел более точные очертания. Это был тот самый молодой человек, что запер ее здесь, теперь его темные очки покоились в его взъерошенной шевелюре, а футболка была в пятнах крови. Девушка хотела ему что-то сказать, и уже открыла рот, но слова так и не сорвались с ее губ. Одним точным и плавным движением руки парень перерезал ей глотку от уха до уха, и вместо слов из ее рта вырвалась лишь кровавая пена.
25.04.08.

комментировать

Его тело свело последней судорогой, из раны вырвался последний фонтан крови, он почувствовал, как остановилось его сердце, и обреченно закрыл глаза. Он как будто продолжал жить, только перестал ощущать боль, ту дикую боль, которая изрезала все его тело, когда странный старик вдруг воткнул в него меч и провернул его в плоти несколько раз. Он больше не испытывал ни единого чувства, которое присуще живому человеческому телу, его ощущения были остаточны и находились на эмоциональном уровне. Он видел черноту, а там вдалеке лишь брезжил свет, и он откуда-то осознавая это, знал, что ему необходимо идти туда. И он шел. Каждый шаг его был тяжел на столько, что ему казалось, что ноги его стали каменными, и совсем не желают двигаться. Но он шел, волоча ноги, но все же шел, продвигался вперед. Потом вдруг его ноги приобрели былую легкость, будто снова стали живыми, и он как будто бы облегченно вздохнул. И тут твердый пол под ногами стал смягчаться, позади превращаясь в черную воду. Из воды появлялись сизо- серые руки мертвецов со склизкими пальцами. Они старались ухватить идущего за босые ступни, но слизь с их пальцев не позволяла им этого сделать, они все время соскальзывали. Идущего обуяла неописуемая паника, он пытался бежать, но ноги продолжали лишь покорно и размеренно вышагивать. Он больше не мог управлять своим телом. Оно словно жило отдельной жизнью, оно шло на встречу свету, а паника идущего пыталась разрушить его мнимый мозг. Было ощущение, что в глазах все завертелось, он ощущал холод и сырость соскальзывающих пальцев, но ничего не мог поделать. Казалось, вот-вот они дотянутся до полного обхвата и сорвут его с останков тверди в зыбучую бездну сотен тысяч рук. И тишина. Все это сопровождалось безумной тишиной. Она просто оглушала своим безмолвием. Хотелось слышать собственные шаги, плеск наступающей воды, шорох тянущихся рук. Но ничего этого не было. Он не мог услышать биения своего сердца, не слышал своего дыхания. Не было ничего лишь тишина: глубокая, пустая, мертвая тишина. Он пытался кричать, почти ощущая, как раскрывает рот и пытается выдавить из себя хоть звук, но ничего не выходит, он пытается упасть от невозможности идти дальше, но тело продолжает бесчувственно идти дальше. И тут далекий свет начинает резко приближаться, настигает тело и взрывается миллиардом световых частиц. Тело словно взрывается вместе со световым шаром и теперь ощущает лишь неимоверную легкость. Он парит, он, словно растворен, он купается в этом мягком и теплом свете, который так успокаивает и дарит полное умиротворение. Парение заканчивается и что-то мягкое как будто усаживает его в уютное кресло, покрытое пушистым пледом. Кругом все белое, но не слепящее глаза. Он успокоенный и полностью расслабленный, оглядывается вокруг. Ничего не видно, лишь полотно белизны, которое вдруг перестает быть таким успокаивающим, а начинает давить, все сильнее и сильнее с каждой секундой. И тут на этом полотне начинают всплывать картинки. Странные, непонятные картинки, моменты его жизни, как самые счастливые, так и не очень приятные. Десятки брошенных им женщин, пролитая кровь людей, ласки матери, любимый самодельный деревянный меч, побои отца, охота. Все, все, что он пережил за всю свою не долгую жизнь: измены, эгоизм, жестокость, детскую наивность и готовность простить все, за одну лишь мамину улыбку. Он начинает метаться в кресле. Ему невыносимо все это видеть. Он несколько лет этого не помнил. Его голова, вся словно в туманной дымке, ничего не видно и нечем дышать. Он пытается кричать, и начинает чувствовать, как это у него получатся. И тут он очнулся.
Кругом все белым-бело. До боли знакомые белые стены, потолок и пол, набитые параллоном и обшитые толстой белой кожей. Его руки и ноги так привычно затянуты ремнями и прикованы к больничной койке. Это был всего лишь сон, но теперь так болит сердце… и душа. Теперь он вспомнил половину, и лишь крысы- наркотики в его крови ослабляют и затуманивают его разум. Он вздохнул и закрыл глаза. Его палата безмолвно продолжала смотреть на мучения человека, которому суждено умереть просто так, по чьей то прихоти…

комментировать

комментировать

Когда-то и у нее была стая. А может она просто очень хотела верить в то, что это была ее стая, и что она в ней связующее звено, а не лишний кусок бегающей шкуры, крепкая челюсть и четверка бегающих лап, помогающая стае добывать себе пищу. В конце концов, она совсем не по-волчьи поняла свою ненужность и вопреки всем волчьим законам жизни покинула ее, обрекая себя на полное одиночество. Она охотилась на мелких животных летом, а в трудные времена держалась ближе к поселкам, она постоянно шла вперед, надолго не задерживаясь на одном месте. Она лишь пыталась выживать, у нее не было ни целей, ни желаний, она просто жила. Когда голод давал о себе знать, она воровала в поселках кур, а если набредала на город, то знала, что всегда может поживиться на свалках. Бродячие собаки с визгом уносились прочь от нее. А те смельчаки, что все же пытались с ней контактировать, вскоре сильно об этом жалели. Волчица не брезговала мясом собак и кошек. Человекообразные обитатели свалок не обращали на волка ни малейшего внимания, чаще всего находясь в нетрезвом состоянии, они принимали пробегавшую мимо волчицу за крупную собаку. Так жила она, пока однажды проявив неосторожность, она не попала под колеса проносящегося мимо одной из свалок грузовика.
Она лежала на дороге и истекая кровью думала о том, как же глупа будет ее смерть. Она вспоминала стайные охоты, драки за территории, одинокий вой на луну по ночам. По морде покатилась, неведомая ранее, волчья слеза. Она закрыла глаза, втянула носом в последний раз воздух и шумно выдохнув, приготовилась умереть. Но тут, чьи то сильные руки подхватили ее мощное тело и бросили на железный поддон. Потом она услышала, как взревел мотор, и тело ее завибрировало, вместе с поддоном. И тут все нырнуло в темноту.
Она очнулась лежа под навесом на подстилке из старой соломы. Ее глазам открывалась небольшая лужайка с коротко стриженой травой, огражденная со всех сторон кустами и несколькими крупными деревьями, наверное, это были дубы. Сквозь эти заросли виднелся сплошной дощатый забор. Она была в ловушке. Волчица попыталась пошевелиться, но ее тело сковала дикая боль, она беззвучно оскалилась и оставила попытку подняться. Она долго лежала на земле, двигая лишь глазами. Ей ничего не оставалось делать, кроме как следить как птички – бабочки перелетают с ветки на ветку, купаются в кустах акации, чирикают и ловят насекомых. Сердце дикого животного гулко ухало, отдаваясь гулким эхом в ноющем теле. В голове было пусто, словно в ржавом пустом ведре. Ни воспоминаний, ни инстинктов, никаких животных эмоций, ни одного зова, лишь тупая пульсирующая боль в ребрах и лапе, а еще журчащий от голода желудок. Неожиданно где-то из-за спины хлопнула дверь, послышались тяжелые уверенные шаги, сначала по дощатым ступеням, а потом по стриженой траве. Шаги приближались, волчица подняла голову на столько, на сколько могла и, оскалившись, зарычала. Она не видела приближающегося противника, потому как у навеса, под которым она лежала было две дощатых стены, как раз закрывающих обзор справа и позади нее. Перед носом у зверя появились две ноги в блестящих черных ботинках на толстой подошве и в черных джинсах. От человека пахло табаком и крепким виски. Волчица, забывая о боли, попыталась перевернуться и лечь на грудь, но встать так и не смогла, а потому предупреждающе рыча, попятилась вглубь навеса ползком, но тут же уперлась в заднюю его стенку. Пасть ее была угрожающе приоткрыта, обнажив белые клыки, она рычала и сипела, со рта капали голодные слюни, потому как в нос просто бешено ударял запах свежей крови. Уши волчицы были предельно прижаты к голове, а глаза злобно прищурены. Человеческие ноги не двигались. Наконец человек чуть наклонился, и у носа волчицы оказалась миска с водой и тушка некрупного животного. По запаху мяса зверь тут же уловила еще так недавно бившийся пульс этого зверька, и сглотнула накатившую слюну. Несмотря на ранение, чутье волчицу не подводило. Бросив мясо и миску с водой, человек удалился так же неспешно и уверено, как и пришел. Он даже не посмотрел на нее, не взглянул не проверил ее состояние, в волчицы на мгновение проснулись собачьи нотки, но она тут же их прогнала, тряхнув головой и впилась зубами в еще теплое мясо. Вкус ей был уже знаком, это был вкус бродячей кошки, она уже не раз ловила таких сама. Так продолжалось некоторое время, человек кормил ее тушками разных животных, от кролика и до бродячих собак и кошек, а то и подвальных крыс. Каждые три дня он появлялся на заднем дворе своего дома с ружьем в руках и стрелял в волчицу дротиком. Она засыпала, а проснувшись, чувствовала, как повязки на ее теле с новой силой сдавливают ее раны, а мазь под материей приятно оттягивает боль. Волчица расслаблялась, она никогда не была так по-собачьи счастлива. И лишь по ночам, когда она выползала из под навеса и по долгу смотрела в звездное небо, внутри не просыпалась ее дикая тоска по свободе, по вольным бегам и жажды охоты. Тоска не по той бродячей жизни, после изгнания из стаи, а той командной жизни вместе с ними.
Вскоре волчица уже могла ходить, пока еще медленно и прихрамывая на заднюю правую ногу, ее опорную ногу в охоте. Теперь человек перестал приносить ей тушки мяса. Теперь он приносил ей полуживых животных, они уже были обречены на смерть, но могли еще какое-то время двигаться. Порой больной волчице приходилось попотеть что бы догнать того или иного зверька, чтобы обеспечить себя ужином. Бежать жертвам было особо не куда, но и это доставляло волку немало проблем. Чем быстрее волчица начинала ходить, тем здоровее жертвы были выпущены на задний двор. Порой она по часу гонялась за шустрыми кролями, которые ныряли в густой кустарник, и их приходилось подолгу оттуда выуживать. Зато вкус победы хищник испытывал как раз самый настоящий. Вкус разгоряченной крови в момент, когда она ловила зверька и впивалась в него зубами, прорывая шкурку и ломая кости, заставлял волчицу от удовольствия прикрывать глаза.
Такая безмятежная жизнь продолжалась довольно долго, помниться волчица попала в этот двор где-то в середине весны, а уже начиналась осень. Ночи стали темнее и прохладнее, все чаще шли дожди, и в такие моменты волчьи глаза наливались тоской. Подходил к концу сентябрь. Днем волчица мирно дремала под навесом на старой соломе, или гонялась за принесенными зверьками. Когда она не была сильно голодна, она долго мучила животное, медленно его убивая, она словно тисками сдавливала глотку жертвы и наслаждалась каждым мгновением своего триумфа над жизнью. О, как она любила вкус крови! А по ночам волчица подходила к дому совсем близко, становилась сбоку передними лапами на окно и наблюдала за человеком. Днем занавески на его окне всегда были плотно задернуты, зато по ночам она распахивал шторы, впуская в свою комнату лунный свет. Он подолгу сидел в кресле у камина и курил сигарету за сигаретой, запивая все это шотландским виски, а иногда брал в руки черный кусочек мела и рисовал на стене непонятные образы. Под утро он брал тряпку и безжалостно стирал все нарисованное. Волчица наблюдала за человеком пока тот, наконец, не гасил свечи и не уходил спать. Странно, думала она, это человек никогда не улыбался, никогда не проронил ни слова, и эта штуковина, что зовется у людей телефоном, лишь изредка тревожила покой его дома. А когда все же это происходило, человек брал в руки оружие, надевал плащ и шляпу и куда-то уходил. Вернувшись, он всегда напивался настолько, что засыпал прямо сидя перед камином, в эти дни волчица оставалась голодной. Тогда она сидела на крыльце и смотрела на луну в темном осеннем небе и долго вспоминала счастливые моменты жизни в стае.
Однажды, когда ударили первые крепкие морозы, и выпал первый легкий снежок, который лишь немного прикрыл наготу земли, волчица почувствовала легкую тревогу, нарастающую с каждым днем, словно снежный ком.
Было пасмурное, совсем еще ранее утро. На улице стоял плюс, снег начал таять, в воздухе повис тяжелый туман, и луна безуспешно пыталась пробить себе путь к земле. Дверь дома отворилась, и человек вышел на крыльцо, расчистив его немного от опавших дубовых листьев, он опустился на верхнюю ступеньку достал сигарету, закурил и выпустил первое кольцо дыма. Волчица почуяла в этом жесте что-то неладное, поднялась со своего места, и медленно пройдя к середине лужайки села ровно напротив человека устремив свой взгляд на него. Она сидела, словно оловянный солдатик и следила за каждым движением рук человека. Он курил и явно нервничал, он пытался не встречаться с волком взглядом, он упорно смотрел то на забор, то скользил взглядом по деревьям и их теням, укутанным в покрывало тумана. Наконец, он поднял на нее глаза, их взгляды встретились. Пролетело всего пара секунд, прежде чем его лицо исказила какая-то совсем странная ухмылка, его рот чуть приоткрылся, и она услышала его голос: «споешь мне напоследок?». Она сидела, не шелохнувшись, и с каждой секундой ее сердце колотилось все быстрее и быстрее, она не понимала что происходит. Человек потушил сигарету, встал, прошел мимо волчицы прямиком к забору, выломал в нем несколько досок и быстрыми шагами исчез за дверью дома. Волчица все еще сидела без движения и смотрела в темнеющую дверь, за которой скрылся мужчина. Потом она повернула голову в сторону дыры в заборе. Позади чернел лес, такой манящий, дикий лес. Он звал ее, манил к себе, обещал свободу, она была уже готова сорваться, и даже чуть привстала готовая к движению, но что-то внутри спорила с дикой сущностью волка. Она привыкла к человеку, он был одинок, так же как и она, может он и есть Ее стая? Может ей больше и не нужно никуда идти, но почему, же он тогда ее гонит? Наверное, ему не нужна стая, а значит она здесь лишняя. Фыркнув волчица оскалилась, зарычала сама на себя и поджав хвост резко вскочила и помчалась в лес не разбирая дороги. Она бежала без остановки целый час, пока ее еще слабые ноги предательски не задрожали и не заставили ее пасть на мягкую постилку леса. Так она пролежала пока серое небо не затянула вечерняя мгла. Она открыла глаза, потянула носом воздух и замерла в тревожном ожидании. Она должна вернуться. Она просто обязана это сделать. Долго не раздумывая, волчица по своему собственному следу двинулась назад бодрой рысцой, постоянно готовая сорваться на бешеные скачки, но что-то не давало ей этого сделать. Чем ближе к заветной дыре в заборе, тем сильнее сердце уже не дикого, наверное, волка колотилось все сильнее и сильнее. Она уже мчалась, не выбирая пути, перепрыгивая сквозь канавы и поваленные деревья. Наконец заветный забор, пробегает сквозь него и останавливается как вкопанная. Она чувствует запах крови, но впервые это запах не будет в ней приятных ассоциаций, а наоборот, это запах заставил ее волчье я превратиться в мелкого беззащитного щенка дворовой собаки.
Она стояла посреди двора, ее сердце билось уже не в груди, а где то в ушах, лапах, голове. Рядом на подмерзшей земле лежал он. Он тяжело дышал, а из его груди пульсируя, вытекала кровь, резко ударяющая своим запахом в нос животному. Он знал, что этой ночью за ним придут, и потому прогнал ее, иначе она сейчас вот так же лежала рядом с ним мертвая. Он прогнал ее, что бы сохранить ей ее вновь обретенную недавно жизнь, а вот теперь умирает он, а не она. Волчица села рядом, она чувствовала, как смерть уже занесла свою косу над головой ее человека. Волчиц ткнула холодным носов в его ладонь и аккуратно его лизнула. Его кожа была уже почти холодной, он вот-вот умрет. Он повернул к ней голову и чуть приоткрыл глаза, собирая для этого все свои силы. Волчица в отчаянии задрала голову вверх и завыла. Так долго и протяжно не пел свою печальную песню еще ни один волк в этом огромном лесу, к окончанию ее тоскливой песни человек был уже мертв.
К утру этой страшной ночи волчица тоже была мертва. Он в отчаянии кинулась на поиски своей стаи, зная заранее, что они не примут отвергнутую назад. Так оно и вышло, всю ночь она искала их следы, и на рассвете нашла, где они остановились. Увидев ее, стая окружила потерявшую за время поиска все силы волчицу. Она стояла, не выдавая никаких признаков преклонения перед их властью над ней, это был все равно, что вызов вожаку. Она проиграла последний бой, братья и сестры разорвали ее на куски. Она не жалела о своей последней битве, она знала где ей искать «свою» стаю и она была уже на полпути…
25.03.08.

комментировать

Как странно... Ощущение что тело мое в невесомости... Так легко и так тихо... Наверное я сплю и это мне сниться. Странно, но я не чувствую больше боли... Моей, такой привычной боли в груди, Она больше не пульсирует и не стонет. Может я излечилась? Может эта страшная болезнь - моя спутница по жизни, отступила, сдалась под напором моей борьбы за жизнь? Странно.
Надо выспаться и завтра обрадовать маму...
Мама! Мама! Ты чего плачешь? Я здесь, мама! я теперь здорова, ну посмотри же на меня, мама!!! У меня больше ничего не болит! Ну что ты? Перестань!
Странно.. а почему я вижу себя на кровати? Я?...Я??? Я - мертва? мама! Я не хочу! Я хочу жить! Я жить хочу, мама! Жить я хочу... Ну же, прошу тебя, Господи, верни меня в мое тело! Маме так плохо без меня... я так хочу пожить.. ну еще хоть капельку... А-а-а-а-а !!!
Она больше не плачет, она просто сидит у моей кровати и тихо скулит, как и мой пес... Теперь он – единственное, что осталось у мамы от меня. Скоро, совсем скоро ей станет легче... а я дай может быть попаду в рай, и тогда я смогу каждый день видеть маму, я стану ее Ангелом, и буду хранить ее, а она будет помнить обо мне только хорошее... А потом, через много - много лет мы с ней встретимся, там, на небе, в раю...
Дождь. Ливневый, поздно - весенний дождь. А вот и кладбище... Странно, но почему я не могу далеко уйти от своего мертвого тела? Я больше не желаю видеть, как плачут мои близкие, хоть и не многочисленные друзья и мама...
Зелень молодой травы, цветущие деревья... как красиво... Грустно. Смотрю на кучку людей под черными зонтами, мама снова плачет... А меня, ... меня зарывают в землю... НЕТ!!! Я не хочу! не уходите! Мама! Я не хочу! Я хочу жить, мама!!!........
22.01.08.
посвящено девочке Юле

комментировать

Уже в который раз открываю глаза, и взгляд упирается в стерильную белизну потолка. Неужели я снова наказан? Меня снова заперли в этой ненавистной комнате с мягкими молочно- белыми стенами. Не могу согнуть руку, она привязана. Они снова приковали меня ремнями к кровати. Я опять что то натворил… Это ведь не я, поймите, это все Они. Это Они заставляют меня творить нелепости. Обижать врачей, я ведь добрый! Я никому никогда не причиню вреда. Просто я пытаюсь прогнать их, но они не уходят.
На улице сегодня солнечно, весна наверное. Я слышу как за тонким стеклом маленького зарешеченного окошка что под потолком, поют птички, еще какое-то время назад я не слышал, чтобы они пели. Хм, снова шаги, наверное, это ко мне…
Да, я не ошибся, опять безликие люди в белых халатах. Их лица всегда не выражают никаких эмоций, они ни разу не улыбнулись мне, и ни разу не обронили словечка. Они снова пришли делать мне укол. Снова этот ненавистный шприц и игла, холодная и такая мерзкая игла, протыкающая кожу насквозь, достающая до тонкой материи вены и этот ледяной яд… Я чувствую все, мои нервные окончания словно оголяются, и я чувствую, как блуждает влажный воздух по комнате. А они и не подозревают, насколько я стал чувствителен. Безликие санитары… От этого «яда» в голове снова зеленый туман, он проедает остатки моего разума, а им, этим шестерым, похоже только это и нужно. Они всегда приходят после приема лекарства. Странно, что не наоборот. Они входят поодиночке и всегда в одном и том же порядке. Сначала входит самый длинный и худой, тут же кидается к стене и словно паук, перебирая своими длиннющими руками, и ногами пробегает по стене, а за ним волочится пелена из мелких насекомых, саранчи и пауков. Они кишат и обваливаются со стен под тяжестью своей массы. Они заполоняют собой все стены вокруг, но не забиваются в углы. Следом идет другой, тот, что более коренастый, на спине у него мелкий горб и нос изогнут как у орла, он опирается на трость и недовольно кряхтит, пробегая по комнате своими лживыми глазками – бусинками. За ним тяжелой жижей тянется шлейф из трупных червей, древесных личинок и прочих ползающих беспозвоночных, они забиваются в углы, тянутся к потолку и обваливаются вниз, создавая собою дождь из личинок, все это сопровождается хлюпающим звуком и шипением и чавканьем. Личинки пожирают друг друга. Третий влетает в окно неся на своих крыльях полчища летучих мышей и других кровососов. Они пищат и дерутся, пикируют на меня и больно бьют меня в лоб. Я пытаюсь от них отбиться, но это бесполезно, их слишком много. Некоторые садятся на мою пастель, прямо мне на грудь или на руки, смотрят на меня своими внимательными глазками, потом вдруг резко открывают свой мерзкий ротик и вместе с трупным смрадом оттуда вырывается злобное шипение. А потом они впиваются в мое тело и пьют мою кровь. Четвертый тенью мечется по комнате и показывает мне картины словно кинофильм. А эти картины это вся моя «свободная» жизнь. Все что я натворил, все, что я совершил, она показывает мне эти моменты, заставляя вспоминать все что я так тщательно забываю. Эти воспоминания мучат меня сильнее, чем страх к насекомым и жукам, чем преодолевание боли от укусов кровопийц.
Пятый, он проводник, он читает молитвы и проповеди, вводя в возбужденное состояние всех присутствующих. Он постоянно кланяется и становится на колени, целует пол и снова вскакивает, потом раскрывает полы своего плаща и оттуда выплывают видения соблазнов, они страшны тем что следом за соблазнительной картиной тянется череда событий довольно неприятного содержания, это все следствия человеческой алчности, гордыни, зависти и прочих грехов. И наконец, шестой. Его я боюсь больше всего. От него пахнет смертью. Он появляется в комнате незаметно и просто стоит посреди нее и молча, на меня смотрит. Все пять демонов, что пришли перед ним тоже замирают и пристально следят за шестым. Он ничего не делает, но от его присутствия все чувства и эмоции, на которые способен человек просыпаются одновременно и начинают мучить тело. От того хочется просто умереть, но ты осознаешь, что демону не нужна твоя смерть, ему нравится наблюдать как тобой овладевает сначала страх, потом ненависть, то вдруг ты осознаешь что любишь весь мир и готов распадаться на молекулы ради блага. Множество смешанных чувств, которые приводят к истерике. Когда демон натешится, впитав все твои эмоции в себя, он просто исчезает. Его чело сереет и превращается в могильную пыль, которая осыпается и исчезает вместе со своим хозяином, а вместе с ним исчезают и Они. В конце концов, я остаюсь один, лежать прикованный к пастели, весь в укусах и холодном поту, мое дыхание сбито, а в глазах безумие. От того, меня и приковывают к пастели, потому как, если Демоны настигают меня, когда я «свободен» я способен на «шалости».
Я страшусь их прихода, но ничего не могу с ним поделать… Помогите..
22.01.08.

комментировать

Часто в плохую погоду – пустые улицы. Тишина и темнота по вечерам. Улицы, освещаемые лишь лунным светом. Люди одинокие, но упорно пытающиеся доказать себе и другим обратное. Оставаясь наедине с самим собой, часто закрываются в ванной и тихо плачут, включив кран с водой. Они не показывают семье, друзьям то, что имея все свое окружение, они одиноки. Маленький город, сродни мегаполису, как ни крути, а все равно ты останешься один.
Часто бродишь по улице. Чаще по вечерам, или по ночам. Часто мокрый асфальт, часто ветер в лицо. Часто великолепие мостов и одинокая стена посреди реки на островке с церквушкой. Часто звон колоколов, то звенящий болью в ушах, а то мелодичный словно плачь. Часто глаза полные одиночества и сухих слез. Часто голос шепотом срывающийся на безмолвный крик. И снова ветер в лицо… Холодный, колючий зимний ветер заставляющий отключать свои мысли отдавая всю себя борьбе с холодным потоком.
Дороги. Шумные порой, но безлюдные чаще. Лунный свет зовет в дорогу, манит желтовато- белесым лучом за собой. А тело жаждет говорить, но вместо слов с губ срывается вздох: это говорит душа.
Кладбище у дома давно перестало им быть. Теперь это не усыпальня мертвых, мешающийся под ногами объект. И только из-за церкви его еще не подгребли под себя железные монстры. Город словно уснул в этой самой усыпальне. Он давно не видел ничего кроме пустоты и напраслины. Забвение. Города нет. Часто…
Около полуночи 20.01.08.

комментировать

Ветер легко окутывал его тело, забирался под каждое перо и нежно его щекотал. Не холодный, не душный, а совсем мягкий и немного сырой, настоящий осенний ветер, ветер, срывающий последние листья с деревьев, заставляя их обнажать свои темные точеные тела. Расправив свои мощные крылья, он мягко парил над вечерним кладбищем, спокойно наблюдая, как священник аккуратно закрывает ворота и усыпальню, проходит по каменной дорожке к часовне и скрывается в келье. Вскоре в ее узком окошке загорается тусклый свет. Пришло время, теперь, как и каждый вечер в это время кладбище погрузится в свой мрачный тревожный сон. Ворон сделал еще пару петель вокруг часовни и плавно уселся на крест, украшающий вершину купола.
Тишина. Как он любил эти моменты. Моменты затишья перед зверским пиром. Это был небольшой промежуток времени ожидания, между закрытием кладбища и открытием черного входа убойного цеха, что находился через дорогу от места захоронения усопших. Летом, вонь здесь, стояла невыносимая. Скорость разложения выброшенных конечностей и кишок животных превышала скорость растаскивания этих «припасов» бродячими животными и дикими птицами.
Ворон продолжал сидеть на прохладном металле креста, когда дверь черного входа отворилась, и потный волосатый мужик вытащил на улицу пластмассовый ящик со смердящими внутренностями. Вывалив содержимое ящика в яму, работник скрылся в темноте прохода, не забыв при этом хлопнуть дверью так, что крадущиеся падальщики вздрогнули, а некоторые и отскочили назад от неожиданности.
Ворон лениво расправил крылья, и так же лениво упал с креста, поймав крылами, воздух стал медленно, паря пускаться к яме. Подлетая, ближе он оживился, когда внос ударил пьянящий запах смерти. Заприметив лакомый кусок отбросов, ворон забыв о безопасности, кинулся туда, его когти вонзились в ошметок жилистого куска в тот же момент, когда он почувствовал, как в его левое крыло вонзилась чья-то челюсть. Не разжимая когтей, и все еще намереваясь улететь, ворон обернулся и увидел перед собой. Так угрожающе близко озлобленные голодные глаза матерого пса, он смотрел птице в глаза и утробно рычал, не ослабляя мертвую хватку мощных челюстей. Ворон забился в панике, он дергался, пытался вырваться, кричал, чувствовал, как собачьи челюсти ломают ему кости крыла. Он чувствовал, как с его крылом куда-то стремительно уносится свобода, а возможно и жизнь. Последнее что слышала птица это глухой удар огромного сапога и визг собаки, он почувствовал, как из его крыла хлынула кровь и отключился.
Чернота, кругом одна чернота, лишь иногда ворон на мгновение приходил в себя, в его большом клюве было сухо как в пустыне, его гноила жажда, его крыло пульсировало, а тело огибало какое-то странное тепло и пахло человеком. Он снова впадал в забытье. Он очнулся снова, когда в глаз ему бил яркий белый свет от яркой лампы, в раздражении он закрыл глаза и открыл клюв, пытаясь, возмутится, но из гортани не вырвалось ни единого звука. В плече все так же пульсировало, но крыла он не чувствовал, его силы были на исходе, и он снова погрузился в мутный сон.
Он слышал, как поют птицы, последние, еще не успевшие улететь, но от чего-то не чувствовал ветра. «Странно», подумалось птице, и он с трудом разлепил глаза. Дневной свет резью ударил по глазам, но проморгавшись он быстро к нему привык. Он понял что лежит на спине , потому попытался побыстрее перевернутся и встать на ноги. Это ему удалось, но через несколько мгновений, ноги задрожали и подогнулись, вынудив птицу осесть. Он ошарашено помотал головой и стал озираться по сторонам: небольшая комната с обшарпанными стенами, он находился на окне, а в комнате все пахло унылостью и одиночеством. У дальней стены стоял диван с рваной подушкой и грязным одеялом на нем, журнальный столик на котором в хаосе валялись пустые пивные банки и сигаретные окурки с разбросанным всюду пеплом, скальпель и черные перья. Птица помотала головой, стряхивая непонятные ему странные ощущения. Тут же у стены стоял шкаф с отломанной и приставленной рядом дверцей, а под окном все оставшееся пространство комнаты занимали ветви сухих деревьев рождающие6 собой зловещее переплетение, среди них имелся старый выкорчеванный пень с корневищем. Все было свалено в углу у окна и рождало, какой то хаос, но в то же время выглядело как-то аккуратно и с «любовью» разложенным. Птица, быстро смекнув, что в квартире творится что-то непонятное, решила побыстрее свалить из этого странного места, для чего повернулась к оконному стеклу готовясь расправить крылья. За стеклом открывался великолепный вид на осенний лес. Он был далеко внизу, а здесь кругом было небо. Ворон с легкостью определил, что находится этаже на сороковом, а то и вовсе на крыше, значит это было чердачное помещение или так называемая мансарда. Внутри перьевого комочка птичьего тела заиграло зарождение свободы, он уже чувствовал, как будет парить в воздухе, снова покоряя небеса и отдаваться так любимому им ветру. Он бодро захлопал крыльями… стоп. Одним крылом. Вместо второго из перьев виднелся лишь небольшой обрубок, замотанный бинтами. В глазах потемнело, голова закружилась, подоконник, словно рухнул в бездну, птичье сердце затрепетало и чуть не разорвалось. Он стал неистово бить живым крылом, словно желая думать, что он может взлететь, но лишь упал на пол в окружение тянущих свои лапы сухих ветвей. Он бился еще долго, пытаясь выбраться из плена, но потом вдруг успокоился, взобрался по корневищам на пень и забылся тревожным и таким усталым сном. Плечо его пульсировало болью и снова кровоточило, птице было все равно, ведь крыла у него больше не было.
Скоро будет уже год, как ворон потерял свое крыло. Мужчина оказался вполне сносным питомцем, в меру слушался и баловал птицу. Научил его сидеть на плече, позволял щипать его за ухо, а когда перегибал палку в своей настойчивости, то получал клювом в глаз. Он водил его на родное кладбище. Ворон часто видел того пса, что откусил ему крыло и когда его видел, расправлял живое крыло и раскрыв клюв грозно шипел. Человек при этом лишь странно улыбался, косясь на голодного пса, не жуя глотавшего отбросы и нервно косившегося на человека с огромной лоснящейся птицей на плече. По вечерам ворон долго сидел в открытой форточке, а рядом у подоконника сидел и его человек, они смотрели в сумеречный мрак, всматриваясь в темнеющий лес, человек при этом как-то по спокойному нервно курил, окутывая себя клубами сизого дыма, а ворон ловил каждое дуновение ветерка, который он так любил. В птичьих глазах отражалась скорбная печаль по похороненной свободе и тоска из-за невозможности предать своим уходом человека вернувшего ему нечто, что порой может заменить свободу – человек вернул птице жизнь…
12.03.08.

комментировать