Так странно - позвонила Влада, позвала - пойдем чайку попьем на конюшне. Сорвались, поехали. Не думала с утра, что день-то так кончится - среди лошадей, их запаха, фыркания, переминания в деннике... В Сокольниках воздух свежй, прозрачный. Хотя тоже город. Но он далеко, за границей парка, а сам парк дышит, шуршит веточками по ветру. И необычно думать, что выйдешь из конюшни, дойдешь до поворота, до света фонарей - а там остановка. И автобус может отвезти тебя обратно в желтое метро, в серый вечер... А вечер не серый. Он синий там, в парке. И даже воздух вокруг не такой, а волшебный... И где-то в темноте сидит сова. Настоящая сова в центре Москвы...
Может, я просто соскучилась? По лесу, лошадям, по конюшням... Отстраняешся от них, не впускаешь в сердце, боясь однажды потерять. А они врываются, распахивая двери в душу... и уже не хочется обратно, не хочется отпускать их.
Прижалась к белому боку, провела ладонью по шее, взглянула в большой темный глаз, косящий на меня с удивлением. Без вкусного? Да, без вкусного... Погладила, поводила рукою по складочкам, зарылась пальцами в гриву. На пощипывание холки конь отозвался - вытянул шею, наклонил голову и слегка оттопырил губу. Хорошо... еще, еще... Убрала руки, - обернулся - ну что же ты? мне понравилось, продолжай! И снова пальцы в гриве... Ткнулась носом прямо шею, обняла руками... Ему хорошо? От обнималочек все равно, но я-то счастлива...
И так не хотелось уходить. И все равно - захлебываясь смехом и счастьем бежали по дорожке к автобусу. Автобусу, который увезет обратно в реальность, в грязный город, выдернет из сказки.
Но утром... утром я проснулась и поняла, что захватила с собой подарки - запах, образы...
Дубленка пахнет лошадью. Я улыбаюсь. Почему? Потому что лошади всегда должны быть рядом.

комментировать³

Не трогайте руками лошадей!

Их души словно тонкие вуали,

Как в паутинке капельки росы –

Они чисты,

А мы их запятнали…

Не трогайте руками лошадей!



Украдкою смотри на их полет,

Как часто видишь крылья за спиною?

Без крьев ведь они бы не смогли

Вот так парить

Или лететь стрелою…

Украдкою смотри на их полет…

комментировать⁵

Reshila ja vot nakonezto opjat podatsa v konnyj sport. Nashla vot tut 2 konushni sednja esdila ushe na odnu. Vse posmotrela, pousnavala. Mesto horoshee, krasivo, konushnja nahoditsa na vosvyshennosti a vokrug polja i levady.....krasota :))) Loshadej na konushne ochen ochen mnogo!! Osobenno Haflingerov!!! Takie milye i krasivye! Vot tebe dumaju kogda pojdu tuda. Tam she moshno i na mastera uchitsa. Vobchem nado vybrat vremja. Poprobuju!!! A chas pojdu telik smotret!! Otdyhat!!

Poki)))

комментировать⁴

Долгие споры – вечные проводы
Вечное небо над головой
Вечные сны и беспечные доводы
Жажда винить, ведь способен любой…

Чья же вина, в том, что многие с крыльями
Обречены парить над землей
В жизни летавшие, в смерти постылые
Сказки-легенды жизни этой и той…

Стоит ли бренно искать виноватого
Стоит кричать, или смерть все решит?
Смерть все решит, только эти крылатые…
Не спустятся с неба за криком души…

Как некогда шли на лугу за сухарики
Тыкались теплыми мордами в бок
Быть может, там лучше? Воздушные шарики…
Беспечность, и лето… вот Бог, вот порог.

Они подарили добро, мы же вечностью
Смогли одарить чутко-добрых коней
Быть может без боли, но с теплою нежностью
Они смогут теперь летать без людей

Не стоит искать, все давно уже найдено
Ответ на вопрос, за что мы живем…
За что и зачем, может, …смысл украден
Бесчинством смертей… мы скоро, придем!...

комментировать²

только небо над головой... смотрит прямо в глаза...
оно уже столько всего видело. Но каждый раз, когда горизонт окрашивается красным - эта немая скорбь о тех, кто ушел. Может быть, так оно видит смерть. Но мы находим закаты красивыми, несмотря на всю печаль, что они таят в себе. И каждый рассвет окрашен в нежно-багровые цвета. Ибо новая жизнь - это тоже боль. Боль - есть жизнь. Жизнь - пусть к смерти. Смерть - покой. От боли к боли. Из жизни в смерть и обратно.... и через год останутся одни воспоминания, а боль утихнет. Но будет еще много того, через что придется переступить.


Не заглушить, не унять боль...
Не скрыться от голосов внутри.
Плачь - ибо плач очищает нас.
Делает ближе к небу. Оно поймет.
Не верь, что реальность слепа - она зрит,
Она наблюдает за нами исподтишка.
Она притупляет разум, и твой, и мой.
Для нее мы всего лишь люди, безликие духи.

Мы любим смотреть в небеса, и тихо кричать.
Мы умеем смеяться в ответ на жестокую боль.
Слишком привыкли страдать… Нам нужно страдать.
Чтобы уверить всех – мы живы еще…

Не заглушить, не унять крик…
Ты можешь уши закрыть, но он внутри.
Рвется наружу… и вот… теперь лишь кричи,
И, может, придуманный Бог поможет тебе.
Ты знаешь о том, что и я. И тянешь ладонь.
На ней осколки сердец… твое и мое.
И кровь меж пальцев. Солено-горькая кровь.
Кричи. Очень громко кричи. Чтоб услышали все…

Мы можем смотреть в небеса. Но их не достать.
Мы можем смеяться в ответ на жестокую боль.
Можем идти по тропе. А можем бежать…
И верить… нам осталось лишь верить – мы живы еще…


Светлая память вам, погибшие...
Тем, кого нет... Реннен... Кречет...

комментировать²

Одно лето пролетело, первое осознанное лето моей жизни. 2003 год. Спасибо Тимуру, который познакомил меня с Ларисой Ивановной... лето пролетело, пролетели рыжие лошади в поле, пронеслись карьером смены в полях. Солнце, вода, трава, ржание, веселый смех. Как такое можно убить? Казалось, что это сама вечность глядит на тебя и спокойно так: «…все останется, ничего не изменится, все будет хорошо».
2004 год. Болезнь Тимура. Сумбурные поездки в Рузу и фотографии - что бы порадовать жильца больницы. Рак. А вот что страшнее - ждать смерти, осознавая её приход, или вот так за пару часов... "наверное, всё". Они умеют думать? Всю жизнь задаю себе этот вопрос. Они могут понимать человеческую боль. Они видят радость, страдание, они отвечают на него. Способны ли они понимать... конец...
2005 год, смерть Тимура, расстроенная Лариса Ивановна успокаивает меня по телефону. Человечек, всем сердцем тянувшийся к лошадям и к Кречету, до конца свих дней не оставлявший мысли о байдарочных походах и о подъеме на Эверест. Мог ли он предположить, что будет это. А ЭТО?!?! И что страшнее. И если бы у кого-нибудь из нас был выбор - мы, или они... да кто бы сомневался?!?!
Люди уходят из жизни, но не способны уйти из сердца. Он не умер, он теперь всегда рядом. Но лошади, которые не могут уходить... просто... не могут, потому что они лошади. Потому что это существа, должные быть вечно рядом с нами... не потому, что мы эгоисты, а потому что они же - сказка... добрая сказка о том, что кто-то способен все прощать. Как они. Разве не так?
2006 год. Способны ли они простить такое... способны ли они обвинять?... Врядли. Пусть, освобожденные, они летают сейчас над зелеными лугами их мира. Они ведь наверняка мечтали. Пусть Тима, вырвавшийся из плена своего скованного болезнью тела, как лошади, разорвавшие саму сущность бытия, сидит где-то в траве и смотрит на них. Теперь они всегда будут вместе...

Я плачу... но почему - не знаю. Быть может обидно за то, что я не могу увидеть их полет?

комментировать¹

А вот на ипподроме проходили соревнования троек русских. как положено - коренник бежит мощной летящей рысью, пристяжки галопируют. Проносится мимо тебя это с лихим посвистом, с дыханием морозным, с раздутыми ноздрями... Бубенцов только не хватает. Красиво? Ну, смотря с какой стороны на это посмотреть... Внешне все кажется просто замечательно - лошади, сани, расписная дуга, уздечки в клепочках, кисточки. Идеальные восьмерки, небольшая остановка, потом тройка ускоряется, пристяжки бегут легким кентерчиком, а коренник далеко выбрасывает длинные ноги. Самая красивая тройка, пожалуй, серая. Так, чтобы кони в яблоках крупных... А уж соревнования-то - народ у нас ведь охочь до зрелищь. А зрелище то еще! Немыслимая скорость, мчащиеся карьером пристяжные, мелькающие ноги коренника... повисшие на поводьях наездники и их помощники. Искаженные оскалившиеся морды коренников с пеной у рта, растянутыми до невозможности ртами и широко раскрытыми глазами. Прибавьте к тому обжигающий легкие воздух (попробуйте-ка пробежаться при -20 хотя бы стометровку, посмотрим, что вы скажете), выкрученную набок шею пристяжного или задранную высоко шею коренного, и вы получите полную картину от этого зрелища. И при этом надо бежать вперед, а сзади подхлестывает наездник, у него в руках длинный бич... Красиво? Почувствуйте себя лошадью, понравится ли вам теперь это? И кто собирается на трибунах? Кто приходит посмотреть на красоту лошадей? Не знаю, но хочется сказать, что никто... Где тут красота? В чем? А так хочется восхититься, - ну надо же, какие молодцы, как бегут быстро! Только останавливаешься, в глубине себя (чтобы не видели окружающие) съеживаешься от ужаса, который, ты понимаешь, в этот момент испытывают лошади. А на трибунах крики... Они поставили на лошадей. И лошади для них ничто. И все это действительно грустно...
И хочется бросить все и уйти.

комментировать⁴

Джарвелл не понимал куда ему бежать – мир крутился перед глазами, как бешеное колесо. Холодный воздух обжигал легкие, зеленый цвет резал глаза, а земля была рыхлой и постоянно оседала под копытами.
Сзади летело белое перо – слепящее-белый единорог догонял, и расстояние уменьшалось с катастрофической быстротой. В неестественном для лошади галопе выгибалось белое тело – он был похож на гепарда - по скорости и манере двигаться. Только ни один гепард не смог бы двигаться так долго, а скачка продолжалась уже четыре часа.
Джарвелл обернулся, рдеющая грива взметнулась к небу, оставляя за собой тут же исчезающие капли огня. Белое существо почти догнало его. А он бежать дальше уже не мог. Резко осадив, да так, что раскаленные копыта вошли в землю по самые бабки, огненный вихрь развернулся.
Единорог, не успевая остановиться, грациозно спружинил в воздух и перемахнул через Джарвелла. Брюхо обдало жаром, завоняло паленой шерстью.
Приземлившись на траву, единорог смотрел на исчадие ада. Но что-то было не так… Что-то совсем было не так… Джарвелл не нападал. Он смотрел прямо в глаза белому существу. И только развевающаяся от собственного жара грива танцевала на его крутой шее. А глаза у Джарвелла были пронзительно синие. И в них блуждала растерянность… Единственное, чего там не было – это злости.
Единорог склонил голову и закрыл глаза. Его бока равномерно вздымались… вдох… выдох… вдох… выдох… Нельзя смотреть. Он - зло… Он несет в себе ужас и разрушение… Он сам – огонь, вспожирающий, разрушительно опасный… Он сама смерть… Вот только у смерти не бывает таких глаз. Глаз цвета неба…
Легкий ветерок коснулся дрожащих ноздрей. Единорог открыл глаза… Он еще успел заметить, как за спиной огненного чудовища разверзлись два крыла. Ослепительно белых крыла, так гармонично сочетающихся с глазами… Они словно были от одного существа, а тело от другого…
Джарвел взмахнул крыльями – он ненавидел… ненависть. Он ненавидел ложь, предательство, злобу, алчность, жестокость. Он ненавидел сражения, ненавидел битвы, не мог смотреть на кровь… Он достаточно долго смотрел на это, чтобы уметь ненавидеть. И ему не хотелось биться с этим прекрасным белым созданием, что смотрело на него огромными голубыми глазами. И он знал, что если его не пустят домой, то он вернется. Вернется, чтобы умереть. Потому что лучше позволить рогу вонзиться в сердце, чем позволить этому сердцу расколоться от невозможности быть любимым.
А дом его там… на небе… Где тысячи белых колагов ведут свое беззаботное существование.
И когда-то его шкура была так же чиста и бела, а он носился на крыльях ветра и спал, укутанный облаками…
И как страшный сон… Ад… Его душа, заключенная в кольцо и оставленная на шее багровой лентой, к которой цеплялась колесница сатаны… и эти страшные вопли ужаса ото всюду. И его день ото дня тускнеющая, тлеющая шкура. Заполняющая разум ненависть… И только один единственный шанс уйти…
И вот теперь он летит домой. И холодный воздух разрывает легкие – он разучился дышать, вдыхая только раскаленную докрасна густую патоку. Но с каждым разом воздух теплее… теплее… И огненная грива только едва-едва мерцает…
Крылья машут сильнее, упорнее, еще быстрее поднимая тяжелое раскаленное тело… И кто-то увидит солнце. Тускнеющее с каждым взмахом солнце, меняющее свой багряный цвет на чистый белый…
Еще немного… Впереди уже граница миров. Между миром людей и космосом есть еще один незримый мир, в котором живут колаги – белоснежные крылатые существа. Они похожи на лошадей, они чем-то напоминают пегасов… но они другие…
И вот уже граница… И если ты не один из них, тебе никогда не пройти через эту границу.

Джарвелл опустился на мягкое облако. Радуга звала его, но он сомневался. Его шкура стала белой, его крылья трепетали – им нужна была свобода. Его белоснежная теперь грива шелковыми волнами играла, подхваченная даже легким дуновением ветерка… и только одно копыто и венчик оставались багровыми.
Ему нет пути обратно… И Джарвелл ринулся вниз, сложив крылья.

Я не знаю, разбился ли он или позволил единорогу убить его. Может быть, в последний момент ветер подхватил его расправленные у самой земли крылья и позволил улететь... Я действительно не знаю, потому что потеряла его из виду, когда облако укрыло его стремительно исчезающую точку своим густым покрывалом....... И теперь уже никто не скажет, что было и что будет.

комментировать³

Наверное, это лошади.
Виною всему лишь лошади,
Лишь с ними рождаются крылья.
И небо серое в яблоках,
И солнце с лоснящейся шкурою,
И ветер - то их дыхание...

Наверное, так нам велено -
Влюбляться в их души белые,
Вплетая цветы в их гривы...
Уйду по дороге солнечной.
От всех по дороге солнечной...
За ним, за своим желанием...
С сердцем таким всепрощающим
Да большими глазами карими...

комментировать³

Вот, зима настала. Кончилось непонятное бур-месилово, на все дорожки-тропки-деревья-дома насыпало, наметелило... И началась настоящая сказка. С разноцветными огнями - бликами снежинок, с облаком-дыханием, с скрипучим снегом под ногами - особенно когда бежишь, широко раскинув руки-крылья и подставив лицо солнцу. Пусть его свет не греет, пусть холодно, но почему-то в такие моменты счастье перехлестывает через край и греет, греет, греет сердце. А лошади смотрят своими огромными глазами, в которых скрыта целая вселенная. Огромная вселенная карего цвета (или голубого, янтарного, желтого)... И хочеться присесть пониже, чтобы изящные изгибы лошадиных шей и спин, тонкие профили их точеных мордашек были прямо там, на фоне перламутрового неба, такого же чистого, как их души. И остается только навести фотоаппарат и нажать на спуск, чтобы потом дома подолгу перелистывать фотографии, сидя на диване, поджав ноги и закутавшись в теплый плед...

комментировать²