Гнедая.

Пусть в голове полно идей.
Бери любую!
С недавних пор про лошадей.
Писать рискую.

И мне приятна похвала
Большого гранда.
И тех, кому жизнь не дала
Совсем таланта.

Но слаще похвалы любой
И выше неба.
В конюшню приносить с собой
Горбушку хлеба.

Забьется сердце в тишине.
От счастья тая.
Когда потянется ко мне.
Моя гнедая.

Я лошадь тихо обниму
К чему азарты?
Касанье губ к рукам приму
За нежный бархат.

За что же нам дана любовь
Созданий Бога?
Быть может, встретимся мы вновь,
Там, у Порога?

Где заливные есть луга.
И нету страха.
Где не взлетаешь от врага
В седло с размаху.

О, наш Творец! Не обойди
Своей наградой.
Не разлучай нас на Пути.
Прошу, не надо!

Пусть жизнь летит на вираже.
Я точно знаю,
Что навсегда в моей душе
Живет гнедая.

комментировать

Монолог проданной лошади

На завтра коневоз уже заказан,
А ты все смотришь на меня в упор.
Давай, хозяин, оборвем все разом.
Не начиная грустный разговор.

Почти семь лет мы жили душа в душу,
Без обещаний, клятв или молитв.
Никто не скажет, что теперь я трушу.
Я не устала от побед и битв.

Делили поровну мы горе, радость, счастье
Победы миг, когда соперник далеко,
Но вдруг все изменилось в одночасье
И рядом быть мне очень нелегко.

Теперь друг друга обвинять негоже
Нам память не для этого дана.
Пускай сейчас все вкривь и вкось, но все же
Мы помним и иные времена.

Как три часа ты в пробках пробирался,
Чтобы меня погладить по щеке.
И в конюховке так смешно ругался,
Что, мол, опилок мало в деннике.

Однажды конюх, Сеня-алкоголик
После кормежки дал попить слегка.
Когда я сутки мучилась от колик,
Ты ночевал у двери денника

Сожми кулак, хозяин, на удачу.
Пускай в нее не верит уж никто.
Не вздумай плакать! Видишь – я не плачу.
И что мне сделать, подскажи мне, что?!

Ну хочешь, я, как кошка, спину выгну
И сделаю пиаффе без удил?
А хочешь – в высоту два метра прыгну.
Хоть я и не могу, ты говорил.

Но ты молчишь, уставившись на стену,
А тренеру сказал, что в эту ночь.
Сломал хлысты и бич через колено.
Как будто это может нам помочь!

Еще твои слова «Продать бы срочно.
Мой бизнес рухнул так, что хоть в петлю.»
Подслушала случайно, не нарочно.
Подслушивать я, в общем, не люблю.

Все, уходи, пока, прощай, до завтра.
Не утешай, я молча погрущу.
И на тебя обижусь так внезапно.
Махну хвостом. Вздохну. И все прощу.

комментировать

Выходишь из своего грота - города, пляшешь со звездами, блестя полосками кроссовок и лязгая поводком. Карабин так бьется о кольцо. Бежишь. По ступенькам вниз, к воде. Там чайки ругаются. Слышно сквозь пелену шума большой дороги (дороги всех этих бесконечных дорог для ужасных машин), слышно, как птицы, хаотично махая крыльями и гогоча, кружат над почти несуществующим прудом. Спускаешься, как к небу подниматься. К небу, которое так безжалостно уходит, теряя цвет, становясь плотным, синим… а ведь так недавно было окрашено розовым маревом. Образом крыльев мириад птиц – недаром так хочется летать, когда в него смотришь. Стремишься по гравиевым дорожкам, по траве, спотыкаясь о бордюры и взлетая над кочками. Овраги, трели случайных соловьев с терпкостью внезапной свежести ручья, что с воздухом в низине надышал ветер… Заметить, как желтый горизонт не превратиться в ночь, просто дома его закроют дома. И не будет разницы между остовами башен и небом, лишь окошки лестничных пролетов будут напоминать о десятках людей на квадратный метр. Так из темноты – глаз, сверху еще один, продолговатый, и дальше, вниз, в стороны – частыми островками света город убивает ночь. Но она сильнее. Бежишь, принимая лицом, ощущая каждую склоненную ветвь, ощущая пальцами все листья. Дыхания не хватает, дышишь руками, дышишь растрепанными волосами – бежать. В густой траве, нестись подобно туче, перегоняя ветер и белых собак, светлячков в темном. Грота-города все меньше. Кирпича и камня нет. Здесь – яблони рядами, здесь – тускло-светлый блеск далеких фонарей, как щепотка углей – бьется в последнем дыхании, но ничего ей не дано затронуть в этой ночи. В этих островках пустынного дождя. В этом сладостном желании уйти от бытия. Взлететь, вернуться, не услышать. Только стук подошв о мерное покрытие. И цокот коготков. И вздохи – частые, глубокие… бежать… А здесь не так и одиноко… --- вспомнилось что-то...

комментировать³

...там слоны спят возле детей, а когда встают, аккуратно поднимая голову спящих, то кажется, словно они осторожны будто матери, старательно-медленно поднимая ноги... там девушки танцуют в воде, и движения их рук продолжают хоботы и белые бивни живущих на свободе потомков мамонтов... Там люди умеют дышать под водой и летать как птицы, и вода ТАМ, в Мире Грегори Колберта - это мир безграничных фантазий, благородных живых существ, от которых, подходя с теплотой, не нужно ждать ничего плохого... и ты не ожидаешь! Когда касатка плывет рядом с мужчиной и тела их словно пронзают косые потоки лучей, а детенышы аккуратно обходят стороной странное существо, тогда человек говорит с огромным животным на его языке! И они понимают друг друга. И когда гепарды спят рядом с бабушкой, держащей ребенка на руках... а потом план сменяется и на руках старого человека оказывается рысь! Закутанная в белый саван как был закутан ребенок! Тогда кажется, что вот она - вечность, моменты тишины, не вой, не буря, не плач и стенания. Не боль, хотя боли достаточно в лицах этих людей, но неописуемая красота тишины... сна... и этим они говорят, что жизнь вечна, потому что так красива. Потрясающий фильм-вселенная, которым поделился со мной старый профессор, заставляет задуматься, а иногда и прятать лицо в руки, вытирая слезы. Кто-то сказал:"Посмотрите! Ведь это то, что не дано понять ни нам, ни нашим детям, потому что мы так далеки от свободы этих прерий и пустынь. Посмотрите, что бы хотябы представить себя рядом". А кто-то и вовсе стал оспаривать мастерство фотографа-оператора, указывая на то, что птицы там не летают вокруг танцующих людей, а летают по прямой, от человека к человеку. И что гепарды кажутся не естественно-молчаливыми... быть может, найдется много откликов. Но мне кажется, что те, кто найдет в себе место недоверия, тот просто не готов еще, что бы понять то, что он увидел. Эта работа заняла 15 лет режиссера, объехала пол мира с выставками, интересно, что устраиваются эти выставки из странной конструкции, состоящей из огромных контейнеров, что обычно можно увидеть на составах поездов... Иное видение, свободный взгляд. Человеку, который так снял, можно все! ...между белых колонн танцует девушка, она одета в белую материю, завернутую по телу, концы ее развиваются. Она кружится, и ветер подхватывает белые длинные перья в ее руках, цепляется за них, гнет. Они извиваются и продолжают ее странный танец... и вдруг сзади нее начинают расти, приближаясь, настоящие крылья летящей птицы, и вот ты уже видишь, как орел взлетает над головой человека и волосы ветром несутся за ним, и руки устремляются вслед за огромным черным существом... Фильм называется "Пепел и снег" www.ashesandsnow.com

комментировать

Жизнь солнца за целый день - вот такая она. Слепое с утра, суматошное днем и в спокойствии вечера, в мелькающих линиях разнотравия, в глазах мальчишек, играющих на ступеньках огромных автобусов - настоящее, словно нашедшее себя здесь, опоясанное призмой моего взгляда. Домики со стенами из паркета, из плиточек, составленных ромбиком. Пусть это будет журналистикой души, неба и ощущения "сейчас". Пусть оно завтра станет прошлым, пусть будет казаться все бессмысленным и пустым, все поэты любят уменьшать свое великое ничтожество. Ты шесть часов подряд смотрела на нее, ты к ней торопилась, и вот она теперь вокруг. Природа солнца. Моя Тайга. С крошками прошлого. Нашла в тетради фотографии котят, смотрю на них - настоящих. Большие кошки уже. Деревья, не доходившие до первых окон стались выше дома. Море трав всколыхнулось ввысь, выше лошадиных голов и совсем развалился сараюшка, что строили при мне. Озеро впустило в себя больше лилий и тины. Провожаю закат. Смотрю, как меняется небо каждую секунду. В кустах взлетает куропатка и где-то за спиной зовут друг друга мои волшебные кони, ставшие бегемотиками. Худые все, а животики толстые... Небо здесь подернуто птичьими перышками, вытянутыми радугой. В крапинку, словно пингвиний пух. И это небо повторяет воду, что сзади уже темная, а в отражении леса - игристо огненная. Смотрю на нее, как словно в бездну. Три лета отсюда, мир, где лошади гуляют сами по себе. С весел в воду падают капли, сгорают в солнечном мареве. Ласточки щебечут что бы поднять голову их крыльями. И где все закаты, не пропустив из них ни секунды, остаются в твоей душе...

комментировать⁶

Первая лошадиная съемка за несколько месяцев, эко чудо!!! И не просто съемка, а созерцание потрясающе похожих на ветер арабов с ноздрями больше глаз и хвостами - крыльями... Удивительные животные, прямо даже лошадьми их не назовешь в нашем, современном понимании. Это нечто нереальное, что-то, что рождено летать, бегать само по себе, чувствовать, боятся, звать... но никак не катать человека. Вот так они и бегали на тоненьких уздечках под предводительством Яна Калеса, который кричал лошадям в другом конце плаца "шшшааа!" и они начинали гарцевать в руках хэндлеров! А как он забирал коней и сам показывал, как они раскрывались у него, ни разу не сбиваясь в галоп. Вот все расказывают истории про заклинателей, а что там про них говорить - вот один из представителей... Я не знаю, кто там победил среди жеребчиков, среди кобыл старшего и младшего возраста.. настолько мне было это не важно. Один взгляд - и внутри все замирает. А надо было говорить с организаторами... задавать сухие вопросы... но нет, увольте, не сегодня, дайте насладиться тенью ангела на земле...

комментировать

Место где свет – такими словами начинается припев одной незамысловатой песенки. Всегда казался эфемерным смысл – где-то, где свет… что-то не здесь, чего нельзя коснуться. Вот ведь обычно живешь, уходишь в будущее, оставляя светлое сзади и там лишь способна вспоминать свет. Не в сейчас. А он, однако, возможен и здесь. Где бродят лошади среди цветущих яблонь, роняя низкие тени ветвей на свои золотые шкуры, где жеребята засыпают у тебя на руках, разморенные солнцем и бесконечными одуванчиками. Все это пронизываешь сквозь сердце, терпко так, что хочется кружится вместе с вихрем бело-желтого цвета вверх за отцветшими парашютиками, вверх за облаками-гривами. Место, где свет, оно есть. Для каждого это должен быть свой уголок… наверное, он недолжен иметь названия и времени, быть может, даже места не должен иметь. Однако найдя, надо хранить его в том, что бы никогда не оставлять в прошлом и в то же время ни опускать до реальности желая существовать в нем постоянно. Поэт должен жить только грядущим. Искать его всю жизнь теперь, тая в душе образ того, до чего тайком получилось коснуться…

комментировать²

А теперь я снова сижу возле мира белой лошади, чуть приоткрыв дверь внутрь, и она на столько привыкла к моему существованию, что почти не замечает меня. Это спокойствие похоже не осенние рассветы чистого солнца. Мир, тишина, но не та, где пусто, а такая – с множеством красок, рвений, мыслей. И не потому, что больно. А потому, что истинная любовь не знает пресыщения. Небесное светило не знает закатов.
Рассветом в ночь можно видеть каждый вечер, и каждую ночь нужно ловить, потому что они очень пугливы и вечно меняют себя на бредовые сны, на иную жизнь, столь человеческую, что иногда становится неприятно думать о тысячах темных окон ночного города. Эту ночь нельзя упускать. Этой ночи хочется рассказать, что лошадям нравится шепот. Они умеют чувствовать, и когда белые ушки осторожно ловят твои звуки, когда ты тянешься сознанием к существу с чувственными трепетными ноздрями, с лебединым телом на тонких ногах, с россыпью серебряной гривы на шее, ты только и можешь, что благодарить. «Спасибо, что ты есть». Смотришь в глаза снизу. Он спит, иногда тянется губами к рукам, поиграется, и снова засыпает на пару мгновений. Морда снизу кажется странно-смешной… сидишь на коленях и смотришь вверх, где под самым небом блестят полузакрытые глаза белой лошади.
А утром мы идем гулять в парк. Он носится вокруг, словно жеребенок, словно в жизни нет страдания и страха, и незнакомые люди завороженными голосами говорят «спасибо». Ведь он дарит сказку, ведь он возвращает в детские сны, где белые кони-облака пасутся среди зеленых морей, в полях, не кончающихся горизонтом, тянущихся, убегающих туда, куда ты не сможешь дойти. Теперь уже не сможешь. Куда тебя сможет довести лишь твой блуждающий взгляд–ветер, ведь только он и умеет летать в этом мире по-настоящему. А небо в который раз притягивает к солнцу розовые перышки. А белая лошадь в закатном солнце становится розовой, и если посмотреть на солнце через вздымающуюся гриву, она становится огненной.
...а ещё можно было бы написать о том, как лошади, эти самые, белые, ходят по рукам... мы их так любим... так... Не трогайте руками лошадей... Это так, ночное настроение старых записей...

комментировать

Дайте нам несколько дней жизни, и мы выжмем из них все, что сможем. Розовые дымки рассветов, бархатные носы со свисающими пушинками снега с белых бородок. Осторожно обращаться с ними не получается, с этими днями, они пролетают словно цапля - потрясающе красиво, вроде тихо, вто же время смотришь - и нет волшебного чуда, исчезло в утреннем тумане.
Вот так еще секунду назад по телефонным проводам с быстротой молнии пробежался ток голосов, соединив пятьсот километров в одну точку, а десятью часами позже я была совсем недалеко от своих рыжих-лохматых, которые показались из-за густой зимней шерстки совсем уж лохматыми. Породнившись с людьми, которые живут при хозяйстве, прошлогоднее лето перестало казаться магическим миром в который невозможно вернуться и я снова увидела своих "учеников". Хотя казалось, пятьсот километров неопознанных дорог - высота непреодолимая и стена между городом и сказкой слишком уж прочная. А нет, вот они, - что летом, что зимой - ленивые, мощные полутяжики, и вот она вокруг - первозданная бирюзовая лазурь неба, кречеты, свистящие в десятке метров над головой и поскуливание хозяйских овчарок, играющих за загоном. А вот я уже сижу тут и пишу, в попытке поделиться хоть капелькой этих дней.
Там, за стеной, уже все белоснежно-чистое, пушистые лапы елей, искрящихся в зимнем солнце, засыпанные снегом рыжие гривы, озера, по краям заточенные в бело-голубую корочку льда. Там люди с сердцем чистым как первый снег, там лошади, наделенные лишь любопытством и признательностью, там бескрайние дороги времени с летящими быстро-быстро белыми каплями, поля с уже заснувшей осенней травой. Там жизнь.
Я не успела поймать рассвет, закаты там были слишком высокими, небо на горизонте застилалось грустными тучами, но я сняла первый снег. Я поняла, что если захочешь, самая большая и мощная стена обретает двери. Вот только в сказку нельзя возвращаться часто, иначе она перестанет быть ею. Будем ждать первой оттепели чтобы снять эту сказку по-другому... но все ту-же самую...

комментировать

Полчаса из жизни лошади. Когда озаренный солнцем, он бегает в тени собственной гривы. Или шагает на веревочке. Это совсем не много. Он привязан лишь к братьям, а веревочками – к человеку. Человек не может стать братом, потому отпускаешь – и белый убегает. А так – будто бы и видит тебя. Одно ушко назад – любимая неуверенность, которая лишь для видимости. Все может быть абсолютно бессмысленно, просто надо делать вид, что солнце обжигает гриву и что где-то в конюшне ждет белая лошадь. А если два ушка назад и полузакрытые глаза, значит, слишком задумался и забыл сделать вид, что верит в смысл. Ему, должно быть, грустно. И так сильно, что приходится делать вид.
И когда полчаса прошли, тебе не пришлось делать вид, что больно. Потому что было хорошо. Но прошла неделя, ты смотришь за серые стекла, там нет белой лошади. Там нескончаемая сырость и грязный асфальт. Почему в других странах он не бывает грязным?.. Там, за стеклом, равнодушные и пустые безликие души бродят с работы домой, от столба к столбу. И не знают, что в мире бывают белые лошади. Окно рисует свои узоры, где люди с птичьими головами и кровожадные голуби. Где синие губы любви шепчут, что даже равнодушие может быть громче боли, что чувства могут врать, а ложь быть правдой. Там, на окне, странные машины, ездящие по металлическому воздуху, провода под облаками и острые железные иглы в виде мыслей. Огромные кирпичные дома с обшарпанной, обсыпавшейся кладкой, упирающиеся в небо. Там нет солнца.
У тебя внутри живые картинки, стекла, фотографии. Это всего лишь пол часа из жизни. Это внутреннее одиночество, не способное ни вылиться, ни закончиться. Его нельзя убить. И сколько бы не было вокруг людей, сколько бы жизни не проходило мимо, все это одна большая боль, которая дает себя знать, как только кто-то уходит. А если уходит, держать нельзя, да и смысла нет. Значит, кто-то научился делиться собой, а не грустью. Ведь разделяя одиночество, ты лишь даешь ему жить дважды. Как грибнице. Каждая веточка которой питается отдельно и растет вне всего. Надо делиться не одиночеством, а собой. А когда сил остается только на одиночество, его лучше спрятать и никому не показывать. И жить не полчаса, растягивая минуты, цепляясь за последнее солнце, а жить этим вечером. Как все просто… вот только сделать это никогда не получается. Так, за пол часа из жизни белой лошади, солнце много раз заходит за листья, окрашивая шерсть в мелкую шашечку, грива взлетает и опускается, слепя глаза. Два задних копыта выбивают серебряный снег, а передние уже в пыли. Они крутят землю, и за пол часа пролетает вся жизнь. Потому что смысл всей жизни висит на кончике гривы белой лошади. И он иногда мелькает золотым блеском сквозь кусты, опускается на спину, скатывается на поясницу, и белая лошадь учится с ним танцевать. А потом начинает бегать чьей-то тенью по небу, опускаясь иногда водить ручку по тетради и рисовать узоры серого на стекле… а потом уходит. И можно искать всю оставшуюся жизнь того, который не полчаса, а который время. И не смысл, и не цель, так, мечта. Пытаться повторить. Это крылатое создание, что не приходит дважды. А все люди живут, надеясь на то, что он способен повторяться. Зачем мы живем? За счастьем? Почему иногда за ним не замечается жизнь? Быть может, должно быть что-то другое? Хотя что ещё, кроме счастья…
А лошадь закончила бегать. В волосах его путается снег с желтыми листьями. Белый учится гнуться и тянуть ножки вперед. Его тоже ждет его белая лошадь. Где-то в конюшне стоит и зовет ржанием солнце. Хорошо, когда можно понять чьи-то ожидания. А человеческий язык так скуден, что приходится делать вид, что тебе не больно. Делать вид, что кто-то нужен тебе. Придумывать тех, кто способен ждать.
Это всего лишь полчаса из жизни белой лошади. Это не смысл, не цель. Просто то, что можно подумать за пол часа самой обычной жизни в городе, где между стенами домов, колесами машин, асфальта и денег… растут деревья, озаренные лучами заката… и среди них бегает белая лошадь.

28-30 марта. 2006.

комментировать⁴