Не трогайте руками лошадей!

Их души словно тонкие вуали,

Как в паутинке капельки росы –

Они чисты,

А мы их запятнали…

Не трогайте руками лошадей!



Украдкою смотри на их полет,

Как часто видишь крылья за спиною?

Без крьев ведь они бы не смогли

Вот так парить

Или лететь стрелою…

Украдкою смотри на их полет…

комментировать⁵

только небо над головой... смотрит прямо в глаза...
оно уже столько всего видело. Но каждый раз, когда горизонт окрашивается красным - эта немая скорбь о тех, кто ушел. Может быть, так оно видит смерть. Но мы находим закаты красивыми, несмотря на всю печаль, что они таят в себе. И каждый рассвет окрашен в нежно-багровые цвета. Ибо новая жизнь - это тоже боль. Боль - есть жизнь. Жизнь - пусть к смерти. Смерть - покой. От боли к боли. Из жизни в смерть и обратно.... и через год останутся одни воспоминания, а боль утихнет. Но будет еще много того, через что придется переступить.


Не заглушить, не унять боль...
Не скрыться от голосов внутри.
Плачь - ибо плач очищает нас.
Делает ближе к небу. Оно поймет.
Не верь, что реальность слепа - она зрит,
Она наблюдает за нами исподтишка.
Она притупляет разум, и твой, и мой.
Для нее мы всего лишь люди, безликие духи.

Мы любим смотреть в небеса, и тихо кричать.
Мы умеем смеяться в ответ на жестокую боль.
Слишком привыкли страдать… Нам нужно страдать.
Чтобы уверить всех – мы живы еще…

Не заглушить, не унять крик…
Ты можешь уши закрыть, но он внутри.
Рвется наружу… и вот… теперь лишь кричи,
И, может, придуманный Бог поможет тебе.
Ты знаешь о том, что и я. И тянешь ладонь.
На ней осколки сердец… твое и мое.
И кровь меж пальцев. Солено-горькая кровь.
Кричи. Очень громко кричи. Чтоб услышали все…

Мы можем смотреть в небеса. Но их не достать.
Мы можем смеяться в ответ на жестокую боль.
Можем идти по тропе. А можем бежать…
И верить… нам осталось лишь верить – мы живы еще…


Светлая память вам, погибшие...
Тем, кого нет... Реннен... Кречет...

комментировать²

А вот на ипподроме проходили соревнования троек русских. как положено - коренник бежит мощной летящей рысью, пристяжки галопируют. Проносится мимо тебя это с лихим посвистом, с дыханием морозным, с раздутыми ноздрями... Бубенцов только не хватает. Красиво? Ну, смотря с какой стороны на это посмотреть... Внешне все кажется просто замечательно - лошади, сани, расписная дуга, уздечки в клепочках, кисточки. Идеальные восьмерки, небольшая остановка, потом тройка ускоряется, пристяжки бегут легким кентерчиком, а коренник далеко выбрасывает длинные ноги. Самая красивая тройка, пожалуй, серая. Так, чтобы кони в яблоках крупных... А уж соревнования-то - народ у нас ведь охочь до зрелищь. А зрелище то еще! Немыслимая скорость, мчащиеся карьером пристяжные, мелькающие ноги коренника... повисшие на поводьях наездники и их помощники. Искаженные оскалившиеся морды коренников с пеной у рта, растянутыми до невозможности ртами и широко раскрытыми глазами. Прибавьте к тому обжигающий легкие воздух (попробуйте-ка пробежаться при -20 хотя бы стометровку, посмотрим, что вы скажете), выкрученную набок шею пристяжного или задранную высоко шею коренного, и вы получите полную картину от этого зрелища. И при этом надо бежать вперед, а сзади подхлестывает наездник, у него в руках длинный бич... Красиво? Почувствуйте себя лошадью, понравится ли вам теперь это? И кто собирается на трибунах? Кто приходит посмотреть на красоту лошадей? Не знаю, но хочется сказать, что никто... Где тут красота? В чем? А так хочется восхититься, - ну надо же, какие молодцы, как бегут быстро! Только останавливаешься, в глубине себя (чтобы не видели окружающие) съеживаешься от ужаса, который, ты понимаешь, в этот момент испытывают лошади. А на трибунах крики... Они поставили на лошадей. И лошади для них ничто. И все это действительно грустно...
И хочется бросить все и уйти.

комментировать⁴

Джарвелл не понимал куда ему бежать – мир крутился перед глазами, как бешеное колесо. Холодный воздух обжигал легкие, зеленый цвет резал глаза, а земля была рыхлой и постоянно оседала под копытами.
Сзади летело белое перо – слепящее-белый единорог догонял, и расстояние уменьшалось с катастрофической быстротой. В неестественном для лошади галопе выгибалось белое тело – он был похож на гепарда - по скорости и манере двигаться. Только ни один гепард не смог бы двигаться так долго, а скачка продолжалась уже четыре часа.
Джарвелл обернулся, рдеющая грива взметнулась к небу, оставляя за собой тут же исчезающие капли огня. Белое существо почти догнало его. А он бежать дальше уже не мог. Резко осадив, да так, что раскаленные копыта вошли в землю по самые бабки, огненный вихрь развернулся.
Единорог, не успевая остановиться, грациозно спружинил в воздух и перемахнул через Джарвелла. Брюхо обдало жаром, завоняло паленой шерстью.
Приземлившись на траву, единорог смотрел на исчадие ада. Но что-то было не так… Что-то совсем было не так… Джарвелл не нападал. Он смотрел прямо в глаза белому существу. И только развевающаяся от собственного жара грива танцевала на его крутой шее. А глаза у Джарвелла были пронзительно синие. И в них блуждала растерянность… Единственное, чего там не было – это злости.
Единорог склонил голову и закрыл глаза. Его бока равномерно вздымались… вдох… выдох… вдох… выдох… Нельзя смотреть. Он - зло… Он несет в себе ужас и разрушение… Он сам – огонь, вспожирающий, разрушительно опасный… Он сама смерть… Вот только у смерти не бывает таких глаз. Глаз цвета неба…
Легкий ветерок коснулся дрожащих ноздрей. Единорог открыл глаза… Он еще успел заметить, как за спиной огненного чудовища разверзлись два крыла. Ослепительно белых крыла, так гармонично сочетающихся с глазами… Они словно были от одного существа, а тело от другого…
Джарвел взмахнул крыльями – он ненавидел… ненависть. Он ненавидел ложь, предательство, злобу, алчность, жестокость. Он ненавидел сражения, ненавидел битвы, не мог смотреть на кровь… Он достаточно долго смотрел на это, чтобы уметь ненавидеть. И ему не хотелось биться с этим прекрасным белым созданием, что смотрело на него огромными голубыми глазами. И он знал, что если его не пустят домой, то он вернется. Вернется, чтобы умереть. Потому что лучше позволить рогу вонзиться в сердце, чем позволить этому сердцу расколоться от невозможности быть любимым.
А дом его там… на небе… Где тысячи белых колагов ведут свое беззаботное существование.
И когда-то его шкура была так же чиста и бела, а он носился на крыльях ветра и спал, укутанный облаками…
И как страшный сон… Ад… Его душа, заключенная в кольцо и оставленная на шее багровой лентой, к которой цеплялась колесница сатаны… и эти страшные вопли ужаса ото всюду. И его день ото дня тускнеющая, тлеющая шкура. Заполняющая разум ненависть… И только один единственный шанс уйти…
И вот теперь он летит домой. И холодный воздух разрывает легкие – он разучился дышать, вдыхая только раскаленную докрасна густую патоку. Но с каждым разом воздух теплее… теплее… И огненная грива только едва-едва мерцает…
Крылья машут сильнее, упорнее, еще быстрее поднимая тяжелое раскаленное тело… И кто-то увидит солнце. Тускнеющее с каждым взмахом солнце, меняющее свой багряный цвет на чистый белый…
Еще немного… Впереди уже граница миров. Между миром людей и космосом есть еще один незримый мир, в котором живут колаги – белоснежные крылатые существа. Они похожи на лошадей, они чем-то напоминают пегасов… но они другие…
И вот уже граница… И если ты не один из них, тебе никогда не пройти через эту границу.

Джарвелл опустился на мягкое облако. Радуга звала его, но он сомневался. Его шкура стала белой, его крылья трепетали – им нужна была свобода. Его белоснежная теперь грива шелковыми волнами играла, подхваченная даже легким дуновением ветерка… и только одно копыто и венчик оставались багровыми.
Ему нет пути обратно… И Джарвелл ринулся вниз, сложив крылья.

Я не знаю, разбился ли он или позволил единорогу убить его. Может быть, в последний момент ветер подхватил его расправленные у самой земли крылья и позволил улететь... Я действительно не знаю, потому что потеряла его из виду, когда облако укрыло его стремительно исчезающую точку своим густым покрывалом....... И теперь уже никто не скажет, что было и что будет.

комментировать³

Наверное, это лошади.
Виною всему лишь лошади,
Лишь с ними рождаются крылья.
И небо серое в яблоках,
И солнце с лоснящейся шкурою,
И ветер - то их дыхание...

Наверное, так нам велено -
Влюбляться в их души белые,
Вплетая цветы в их гривы...
Уйду по дороге солнечной.
От всех по дороге солнечной...
За ним, за своим желанием...
С сердцем таким всепрощающим
Да большими глазами карими...

комментировать³

Вот, зима настала. Кончилось непонятное бур-месилово, на все дорожки-тропки-деревья-дома насыпало, наметелило... И началась настоящая сказка. С разноцветными огнями - бликами снежинок, с облаком-дыханием, с скрипучим снегом под ногами - особенно когда бежишь, широко раскинув руки-крылья и подставив лицо солнцу. Пусть его свет не греет, пусть холодно, но почему-то в такие моменты счастье перехлестывает через край и греет, греет, греет сердце. А лошади смотрят своими огромными глазами, в которых скрыта целая вселенная. Огромная вселенная карего цвета (или голубого, янтарного, желтого)... И хочеться присесть пониже, чтобы изящные изгибы лошадиных шей и спин, тонкие профили их точеных мордашек были прямо там, на фоне перламутрового неба, такого же чистого, как их души. И остается только навести фотоаппарат и нажать на спуск, чтобы потом дома подолгу перелистывать фотографии, сидя на диване, поджав ноги и закутавшись в теплый плед...

комментировать²

День был не сказать, что хорош - небо в толстом сером одеяле, в манеже Битцы темновато, не поснимаешь.. А еще на днях убила вспышку, совсем кошмар. До первого конкура в запасе было около часа, тянуло на улицу - что сидеть в этом манеже?
Сначала просто подышали чистым воздухом, потом погуляли между пустыми левадами, потом... привели какого-то гнедого. Дернулись было с подругой его офтографировать, да он как-то далеко ушел, все время нюхал снег и на окружающих не обращвл ровно никакого внимания. Казалось, что его интересует только снег. Однако через несколько минут гнедой оживился - вели серого Рафа. А потом... Потом они стали носится. Гнедой нарезал круги, разворчивался на месте, козлил, бегал рысью - той, энергичной, широкой... А Раф то бегал рысью - настоящей, маховой, высоко вскидывая тонкие ноги и подняв оленью шею... Доверчиво подходил за лакомством - сахаром. А стоило махнуть рукой, и он взвивался вверх подобно заморскому андалузу, становясь на почти вертикальные свечи, словно стремять достать небо... Или поворчивался задом и лягал одной ногой воздух - мол, уйдите, надоели! Раф оказался настоящим позером - замирал, вглядываясь вдаль, бегал упругой рысью - медленно, чтобы смогла схватить камера. И единственная мысль была - жаль, что нет солнца... Хотя густое небо придало колориту и выглядит на фотографиях подобно холсту, на котором можно рисовать... И в этот момент ощущаешь себя художником... Разве могло такое произойти? Где тот серый в яблоках орловец? Да вот же он, на сером холсте неба.

комментировать²

Это ужасно. Как такое могло вообще случится?!? Это первое, что приходит в голову. И потом наступает такая пустота, словно все в этом мире решило вдруг уйти. Погасило свет, не оставив и щелочки.
Как можно пережить гибель любимой лошади? А если этот конь сгорел заживо??? А если их было 9??? А если вместе с ними погибли еще и люди???????
Сейчас тем, кто жив, придется разбираться со всем этим беспределом. искать виноватых... И им нужна наша помощь.
А пока люди разбираются, на пепелище лежат кони и люди. И не понять где какая лошадь...

Для тех, кто не хочет оставаться в стороне. Для тех, кто подставит плечо другому. Для тех, кому небезразлично...

Заходите на мой сайт - там ссылки на форумы и реквизиты для благотворительной помощи.

комментировать²

А лошади как-то закончились вместе с выставками... Приходит нежданная грусть и топчет сердце своими сапогами, мелодично позвякивая шпорами. Облетела листва, остались пожухлости на тонких ветках. И нет снега. А небо давит, сминает своей массой. Солнце уходит по английски, не оставляя за собой даже заката... И вот в который раз пытаешь расшевелить вялые мысли - ну, поедем на природу! Ну, пусть поработает камера! И понимаешь, что без друзей неинтересно, друзей не вытащишь... А без лошадей тоскливо.
И когда наконец-то представляется случай, ты бросаешь все-все дела, чтобы умчаться хоть на край света, только бы там были они. А когда приезжаешь, подлые тучи заволакивают небо. Так, что не видно солнце...
Но даже это не останавливает, потому что слышно знакомое фырканье. Ноги несут сами, руки сжимают камеру... Ты знаешь, что тебя ждет.
Ведь там, на горизонте, маячит знакомый до боли силуэт... Лошадь.

комментировать²

Нет. Нету. Были, да все вышли :) Теперь вместо терцев здесь разводят чистокровные породы: арабскую, ахалтекинскую и английскую...
Из увиденного... Ехала я на этот конезавод со смесью чувств - и радостно, что увижу известных лошадей, и грустно - неужели содержание лошадей как и на всех заводах? Круглый манеж я увидела издалека. Только вот там была экскурсия, нас задержали. Разумеется, первое, что все стали делать - это фотографироваться со статуями арабов - жеребой кобылки и жеребца. Кто на спину забрался, кто с мордашкой сфоткался... Скучно. Несчастные статуи нельзя фотографировать вечно. Я поплелась фоткать табунок в леваде. народ потянулся следом. Вскоре у левад собралась вся группа, опять защелкали затворы, мелькнула пара вспышек. Яркий соловый молодой текинчик с опухшими ножками тянулся за угощением, рядом стоял некий серый конь, породу которого я не смогла определить. Это мог быть и араб (невыразительного типа), и терец. В соседней леваде жеребые кобылы и молодняк. Молодняк свежеклейменный, с выстриженным участком густой шерсти (они уже начали к зиме обрастать). Вороная кобыла, распихав остальных, знакомилась настойчиво и брала из рук все, что можно съесть. какая порода у этой нахалки - тоже непонятно. Длинная, ноги короткие с опухшими запястьями, голова, как полено. И взгляд такой деловитый.
Кобылы вперемешку - все чистокровные в одном табунке (впрочем, когда отъезжали, шел большой табун со стороны горы). У всех какие-то травмы. В основном, ноги страдают. Но все сыты, плотненькие, ходячих скелетонов не встретила. Арабы так вообще конфетистые - любо-дорого смотреть. До писка понравилась гнедая кобылка арабская. Наверное, сиглави - уж слишком сильно выраженный тип породы. Жеребая, молодой рядом топчется. Глаза... Какие у нее глаза! И ушки - словно выточены! Только вот на мордашке около носа опухоль - то ли флюс такой, то ли просто ударилась... Робкая, застенчивая - не пригласишь - не подойдет.
А потом мы, наконец, попали на экскурсию в манеж. Света мало, солнце вдобавок за облака ушло...
Первого выпустили Персея. Ох, какой красивый жеребчик. Молодой, а уже готов к шоу! На свободе показал такую рысь, что слеза навернулась - когда я еще такое чудо увижу?!? И фотик-то настроить толком не смогла, сделала с грехом пополам один кадр, когда этот темно-серый в белых носочках вихрь замер на месте. Потом были еще арабы. Мадьяр исплнил свой танец, старичок Пилигрим тоже показал, что он все еще хорош. Потом вывели золотисто-буланого текинчика, клички не запомнила. Он хромал, потому не бегал, зато стоял и хрустел яблоками. Вороной чистокровка английский поносился, как бешеный, да и все.
А потом всех повели фотографроваться на Пилечке. На него натянули седло, да вот подпругу затянули очень слабо. Было забавно наблюдать, как все вместе с седлом съезжали набок, не успев добраться до вершины (т.е. очутиться сверху).
Ну а после фотосессии, в следствии которой выводчик Пилечки обогатился на... (человеки помноженные на 10рублей) все покатили домой.
Вот такое путешествие :)

комментировать¹