Сами добровольцы в воспоминаниях называли себя «молодой армией».Юнкера - возраст 17-19 лет, и молодых офицеров, лет 20-25! Общий состав молодежи в армии числом 3683 бойца был не менее 2000 человек. Остальные – опытные офицеры-фронтовики (в т.ч. и старшие; 11 генералов, 240 полковников и подполковников!), солдаты (в большинстве – Корниловского Ударного полка – 235 человек), и – штатские, беженцы, врачи, сестры милосердия.
В любом случае 5-7% – детей огромная цифра для боевого подразделения.

Впрочем, в России мальчики всегда бежали на фронт. По сей день мы единственная страна, где существует сеть профессиональных военных учебных заведений для мальчиков 15-17 лет (суворовские, нахимовские училища).

Наверное, это тоже одна из черт русского характера – страстное устремление к подвигу. Именно к подвигу, а не убийству – кто учился в военных училищах, подтвердят мои слова. По ряду свидетельств во время войны с Наполеоном в русской армии попадались офицеры 14-15 лет. Наиболее известный случай – когда генерал Раевский пошел в атаку с двумя сыновьями-мальчиками.

Альфред де Виньи в «Неволе и Величии солдата» пишет (речь идет о событиях 1814 года): «Я увидел одного из тех четырнадцатилетних офицеров, которых было немало в русских войсках, вторгшихся к нам в ту пору». Есть смысл привести, вкратце, этот эпизод его книги. Новелла называется «Русский сторожевой пост». Капитану Рено поручено захватить русский пост с шестью орудиями, дело происходит близ Реймса (Эперне). Рено с отрядом в двести солдат снимает ночью часовых поста и вступает в помещение, где спят русские. Его солдаты начинают резать сонных…

Капитан Рено рассказывает Альфреду де Виньи: «Да! Ужасна была эта безмолвная резня! Кололи штыком, разили прикладом, давили коленом, душили руками… Малейший крик, не успев вырваться из груди, тотчас же замирал у ног наших солдат: всякий, кто пытался поднять голову, получал смертельный удар. Вбежав под навес, я почти наугад сделал стремительный выпад и проколол насквозь что-то черное, мелькнувшее передо мной.

Внезапно из мрака вырос, словно призрак, какой-то пожилой седовласый офицер; при виде того, что я сделал, он дико вскрикнул, полоснул меня наотмашь саблей по голове и тут же упал, пронзенный штыками. Я свалился подле него, оглушенный жестоким ударом в лоб; тут откуда-то снизу до меня донесся нежный, уже слабеющий детский голос, позвавший: «Папа!»

Только тогда мне стало ясно, что я совершил: я, как безумный, уставился на свою жертву. Я увидел одного из тех четырнадцатилетних офицеров, каких было немало в русских войсках, вторгшихся к нам в ту пору, – одного из юнцов, которых заставляли проходить эту страшную по суровости школу. Его длинные вьющиеся волосы, белокурые и шелковистые, как у женщины, падали ему на грудь, голова его свесилась набок, будто он снова уснул, и только…

Я слегка приподнял его одной рукой, и щека мальчика коснулась моей окровавленной щеки, точно ему хотелось уткнуться в материнское плечо, чтобы немного согреться. Он словно пытался прикорнуть у меня на груди, ища защиты от своих убийц. В его помертвевших чертах застыло выражение нежной доверчивости и безмятежности ребенка, погруженного в сладкий сон; он словно говорил мне: «Уснем спокойно!»

– Неужто это враг? – вырвалось у меня. И то родительское чувство, которое заложено Богом в нутро каждого человека, внезапно пробудилось во мне, и я втайне содрогнулся. Я привлек мальчика к себе и вдруг ощутил, что упираюсь в эфес моей сабли, пронзившей ему грудь и убившей этого спящего ангела. Мне захотелось приникнуть лицом к его лицу, но кровь моя текла, заливая его одежду; только тогда я почувствовал рану на лбу и вспомнил, что ранил меня его отец. Мне стало стыдно. Я отвернулся и увидел лишь груду трупов; мои гренадеры тащили убитых за ноги и выбрасывали из риги, забирая себе только патроны.

В эту минуту послышались шаги, бряцание оружия, и появился полковник во главе колонны.
– Браво, дорогой мой! – сказал он мне. – быстро вы с этим управились! Но вы ранены?
– Вот поглядите, – ответил я, – есть ли разница между мной и убийцей?
– Эх, черт подери, дружище, что поделаешь: таково наше ремесло!
– Вы правы, – отозвался я и поднялся, чтобы опять принять командование ротой.

Мальчик снова упал на свой плащ, в который я его завернул, и из пальцев его, украшенных крупными перстнями, выскользнула камышовая трость и оказалась у меня в руках – так, словно бы он мне ее дарил. Я взял ее и твердо решил никогда не носить иного оружия, каковы бы ни были опасности, которые могли мне грозить в будущем. Вытащить из его груди саблю, оружие убийцы, у меня не хватило мужества» (Альфред де Виньи. Неволя и Величие солдата. – Ленинград: Наука, 1968. – 188 с. – С. 121-123).
http://my.mail.ru/community/history0/29DEF0E4D471C3AD.htm
Этот ролик конечно не имеет отношения к теме , но возраст наводит на мысль.