...Когда ехали к реке, Алкид прыгал легонько, не натягивая повода, и то треся мордою об мое колено, то играя, брал губами за эполет. Но на лбратно пути, когда все лошади начали прыгать, скакать, вставать на дыбы, храперь, дрыкать, а некоторые, вырвавшись, стали играть и визжать, то мой несчастный Алкид, увлекшись примером, взвился на дыбы, прыгнул в сторону, вырвал повод из рук моих и, несомый злым роком своим, полетел, как стрела, перепрыгивая на скаку низкие плетни и изгороди. Огоре, горе мне, злополучной свидетельнице ужаснейшего моего несчастия! Следую глазами за быстрым скоком моего Алкида, вижу его прыгающего... и смертеньный холод пробегает по моему телу.... Алкид прыгает через плетень, в котором заостренные колья на аршин выставились вверх. Сильный конь мог подняться в высоту, но увы не мог перенестись. Тяжесть тела опустила его прямо на плетень. Один из кольев вонзился ему во внутренность и переломился. С криком отчаяния пустилась я скакать вслед за моим несчасным другом. Я нашла его в стойле, он трепетал всм телом, и пот ручьями лился с него. Пагубный обломок оставался во внутренности и еще на четветь был виден снаружи. Смерть была неизбежна. Прибежав к нему, я обняла его шею и облевала слезами. Добрый конь положил голову на плече мое, тяжело вздыхал и, наконец минут через пять упал и судорожно потянулся... Алкид, Алкид!... Для чего я не умерла тут же... Дежурный офицер, увидя, что я онимаю и покрываю поцелуями и слезами бездыханный труп моей лошади, сказал что я глупо ребячусь, и приказал вытащить его в поле. Я паобежала к ротмистру просить, чтоб приказал оставить в покое тело моего Алкида и позволил мне самой похоронить его.
   Товарищи мои, тронутые черезмерной моей горести, вырыли глубокую яму, отпустили в нее Акида, засыпали его змлею и, нарезав саблями дерну, обложили им высокий курган, под которым спит сном беспробудным единственное существо, любившее меня.
   Кончив свою работу товарищи пошли в эскадрон, а я осталась и до глубокой ночи плакала на могиле моего Алкида. Ротмист приказал что меня не трогали и немешали. Почти все это время я не оставляла могилы моего коня. Несмотря на холодный ветер и на дождь, я оставалась на ней до плуночи; возвратясь на квартиру, ничего не ела и плакала до утра. На третий день взводный начальник мой, призвав меня, казал чтобы я выблала себе лошадь и что ротмистр приказал выбрать мне любую.
   - Благодарю за милость,-отвечала я,- но тепеь все лошади равны дл меня, я возьму, какую вам угодно будет дать мне!
    Когда я приходила убирать моего Алкида, то делала это охотно, но теперь такое занятие мне кажется очень неприятным. С глубоким вздохом отвела я свою новую лошадь в то стойло, где умер мой Алкид, и накрывала ее той попоною, кторо. три дня назад покрывала его. Я уже не плачу, но безрассудно брожу по пожелтевшим полям. Смотрю как холодный осенний длждь брузгает на могилу Алкида Моего и мочит дерн, по кторому он так весело прыгал.
    Всякое утро первые шаги мои- к могиле Алкида. Я ложусь на нее, прижимаюсь лицом в холодной земле, и горячие слезы уходят в нее вместе с дождевыми каплями. Переносясь мысленно к детским летам моим, я вспоминаю, сколько радостных часов доставляли мне редка привязанность и послушание этой прекрасной лошади.Впоминаю как мы шли на Старцову гору по такой тропинке, по кторой взбирались туда только козы. Мне ничего не стоило идти по ней, маленькие ножки удобно устанавливались на ней, но добрый конь рисковал оборваться и разбиться в прах; несмотря на это, он шел за мою послушно, хотя и дрожал от страха, видя себя на ужасной высоте и на пропастью. Увы, мой Алкид! Сколько бед и опасностей ты прошел со мной и они не причинили тебе ни когого вреда! Но мое без рассудство привело тебя в могилу. Мусль эта терзает , раздирает душу мою... Ничто уже не радует меня. Я делаю все машинально по навыку. За мой приехал уинд-офицер от шефа, меня требуют в штаб. Пойду проститься с Алкидом. Я так же неутешно плакала как и в первый день смерти его, и сказав ему вечное прости, впоследний раз поцеловала землю, его покрывающую.