Этот визит был плановым - с вентилятором в зубах и ампулами строфантуса в сумке. Похолодание на Gismeteo отменили, и всё это хозяйство было очень к месту. На остановке автобуса, как мне показалось, пованивало горелым, но в долине Рожайки, что еще позавчера работала дымовой трубой, пахло, как положено - влагой и свежестью. Правда, над головой сгущались неестественно сизые тучи - годом раньше в Рязани я не ждал ничего хорошего. Как водится, решил о них не думать.
Темка печально дергал сухие стебельки на ближайшем соседском участке; выглядел он все тем же рисунком Брейгеля - а чего бы изменилось за два дня экстремальной погоды? Подходить на зов он особо не спешил, и я решил пока порезать морковку на ближайшей ровной поверхности. Тут же пристала с советами "главная" девуля: режь, мол, потоньше, может фатально в глотке застрять. Я пожал плечами и порезал, но Темка с этим согласен не был: перегнувшись через "шлагбаум" и мое плечо, он засосал в хобот четверть морковного салатика сразу. Дыхание его было необычно горячим - так пышет раскаленный долгой работой двигатель, когда поднимешь капот. Я оставил его наедине с морковкой и уселся на "караульной" скамеечке собирать пресловутый вентилятор.
Тучи между тем сгущались, поднимался ветерок - пакетики фабричной упаковки сделали попытку eлететь вместе с крепежом. С первыми каплями я от греха понес вентилятор в сени, а едва высунулся обратно - в лицо ударил шквал, перемешанный с опилками, окурками и всяческой щепой. Над Рожайкой неспешно, как воздушный шарик, летела синяя канистра из-под автокосметики. Алабаица заливалась лаем, а Темка вертелся посреди участка и орал тонко и пронзительно, как хищная птица, и хвост его летел по ветру под прямым углом к телу. Я скинул с поленницы слегу, позвал - не пошел, при этом глаза его все сильнее лезли из орбит... Dылез на участок, ухватил конину за недоуздок, несколько стремаясь узкого прохода между поленниц. Темка затопал следом за мной с явным облегчением и в полном адеквате, а в деннике и вовсе успокоился: он в домике, где всегда все хорошо.
Меж тем конюшня играла дождевую тревогу: алабаицу завели в проход и пристегнули к развязке, с поля пригрохотали Орел и Эдем и сами встали в свои денники. Девоньки помчались укрывать полиэтиленом опилки, а я - рулоны с сеном; старенький полиэтилен рвался в руках. Как всюду в сельской местности, в селе отрубили свет - Валентина с граблями пошла разносить двойную пайку сена, чтобы не корячиться в темноте... Конюшня успокоилась, захрустела. Да и ветер, вроде, подутих - теперь он не налетал яростными порывами, а гудел ровно, как на море. Речка помутнела, по ней плыли свежесломанные ивовые ветви. Девчонки заторопились домой, а буржуйский я решил, что на станцию, если что, я всегда доберусь на радиотакси, и решил почистить Гордюху в проходе конюшни - нехай вспоминает, что такой человек есть.
Идея была неудачной: лишний конь в проходе не понравился алабаице - непорядок, она залилась лаем; жереб завопил, крутясь по денинку, Эдем пошел дубасить ногой по железной двери. Гордюха крутнулся башкой на выход и легко кинул копыта в сторону барбосины - его силуэт на фоне открытых ворот вовсе не показался целовальной лошадкой... Прибежала Валентина, поминая маму всех чайников, обняла Гордюху за шею, и, видимо, прошептала лошадиное слово, потому что Гордя пошел задним ходом в сторону развязки - и пришёл копытом в пустую бочку! Тут же фантасмагория началась по новой. Один лишь Темка флегматично жевал сено - так Ходжа Насреддин попивал чаёк на помосте чайханы, под которым шла великая драка. И, подобно Ходже Насреддину, периодически выливающему на дерущихся чайник с кипяточком, он протянул хобот меж прутьев и попробовал на вкус Гордюхину дупу. В итоге Гордюху удалось зафиксировать в мертвой зоне между барбосом и
Темкой, жереба загнали в угол денника рукояткой метлы, и благолепие было восстановлено, но Гордюха трясся и дергался в ответ на щетку. Процесс был скомкан, животина вернулась в свой денник и была накормлена морковкой в компенсацию нервного стресса. Видимо, впредь соваться в жеребцовский коридор ему очень не стоит.
...А с конюшни я ушел по сухому асфальту. В городе же дождь только что прошёл и над теплым асфальтом курился пар. Лучше бы дождь над конюшней пролился.