... и не пьют.
Танцуют, а как же без того. Но босиком.
Музыка... Музыка разная. Что-то индийского, мексиканская, разная. Медленная, быстрая, с постукиванием. Громкость варьируется.
Рядом с бородатым диджеем сценка с низким бортиком, на нее удобно сесть.
Можно сидеть на такой длинной тумбо-скамейке (не знаю как эту длинную псевдо-ступень назвать) скрестив ноги и смотреть на танцующих. Можно танцевать.

Когда мы пришли, танцевало всего человек пять или шесть. Танцевали по разному, кто-то полностью уйдя в себя, кто-то неказисто подергиваясь. Наверное, в этом плане я неисправимый циник, потому что клубы не люблю. Ну, не сложилось у меня любви к большому скоплению народа, что поделать. Расслабляться я, видимо, не умею совсем. А клубы на трезвую голову не переношу вовсе. Но это потому, что там курят и пьют. А тут нет, нестыковочка...
Народ разбрелся танцевать. А через час количество увеличилось в десять раз. Еще через какое-то время еще вдвое, и зал оказался забит полностью.
Очень понравилось как двигается длинный парнишка с большой пушистой прической. Волосы у него кудрявые и при этом длинные, из-за чего похож на одуванчик. Мне понравился )))) Правда, я почему-то думала, что если бы он был анимешником, очень удачно скосплеил бы вот этого парня из мульта "ковбой бибоп":


очень похож, честное слово.

Наташа (которая меня позвала в этот клуб) танцевала пластичнее, чем некоторые и определенно наслаждалась. Я танцевать под музыку в стиле транс не могу. Попробовала, но поняла, что удовольствие не доставляет. Опять уселась на скамейку и смотрела как танцуют другие. Это было интересно и завораживало в какой-то мере. Да и благовония, что парили в помещении, способствовали тому, что головная боль, мучившая меня с утра, куда-то исчезла.
Очень понравилось наблюдать за одной девушкой. Она похожа на Владу, не высокая, не низкая, с длинной гривой золотистых волос. С такой же привычкой держать на запястье резинку для хвоста. И точно так же двигалась... Сначала аккуратно, словно нащупывая музыку в том странном ритме. Потом быстрее, подстраиваясь под ударные. Но все равно так плавно, без кривляния и эпилептических движений. В конце стала прыгать вместе с тем длинным парнишкой-одуванчиком. Смотрелось здорово...

Наташа утанцевала слушать джамбей (такой барабан, в который стучат ладонями). Отстукивали и правда здорово! Там было два джамбея - один висел на поясе, другой стоял на полу. Оба парнишки подстукивали под музыку. Потом один джамбей замолчал, и какой-то бородатый чел заработал бубном. Я не знала, что бубен так изящно может вписаться в трансовую музыку... Понравилось.

В общем, из клуба мы ушли, а я так и не поняла - понравилось или нет. Подкупало, что не воняет сигаретами. Но туда мне трезвой идти точно нельзя, нужно все-таки слегка навеселе, т.е. под градусом (мой скотский организм, включая не менее скотский мозг, отказываются веселиться и очень трезво и критично оценивают обстановку... а так порой необходимо именно расслабиться!)
В общем и целом впечатления хорошие. И если еще раз народ туда соберется, я, наверное, пойду. Только никаких белых носков. Очень это нелепо смотрится - я в джинсах, темной кофте и со светящимися под ультрафиолетовой лампой носками... ну укатайка...

комментировать

Кому-то хочется летать…
Ворваться в небо, затеряться…
И чтобы кто-то долго ждать
Внизу бы мог его – то счастье.

Кому-то хочется уплыть…
Исчезнуть там, забыв ненастья…
И чтобы кто-то отпустить
Его бы мог – то тоже счастье.

А кто-то смог остаться тут…
Он будет ждать и не устанет
За горизонт смотреть в трубу
И в небо… Что его не манит…

Быть может, он себя найдет
В стихах о счастье и о воле…
Прижмет высокий небосвод
И пододвинет ближе море.

/написано давно, дат я не люблю, потому что стихам они не нужны/

комментировать¹

Как умело мы скрываемся ото всех в этом мире! Шутим, смотрим в глаза друг другу, сердимся. Чаще боимся показаться такими, какие есть. Мешают условности, рамки, косые взгляды.
Или страх. Я вот чаще зажимаюсь. Ухожу в себя.
В последнее время замечаю, что постоянно. И ничего не поделаешь.
Иду на кухню, чтобы яблоко почистить или апельсин, а заходит кто, и сразу неприятно сжимаются плечи. Стою, улыбаюсь, понимаю, что никто не прочтет настороженности в глазах. Жду, пока этот человек не уберется из моего мира. Почему? Почему отпускает плечи и каменную спину только когда я остаюсь снова наедине со своим яблоком или апельсином? Ну что заставляет сжиматься?
Это... это так страшно. Страшно осознавать, что все возвращается. То, что было несколько лет назад. Когда я шарахалась от каждого человека, и у меня было всего два друга, родители, сестра, начальник и напарница по работе. Маленький и жалкий мир.
Ненавижу его.
Он давал мне стихи, заставлял писать в глухой комнате. Заставлял плакать.
Давно не плакала. Наверное, выплакала все, что могла, когда ушел Сережка. Потом как оборвалось. И строчки Дениса постоянно лезли в голову. Дурацкие строчки. "Слеза о себе, иной не бывает слеза". Это останавливало и заставляло думать.
А потом ушел и Денис. И я осталась совсем одна. Сестра всегда была в другом мире и на другой планете, мы друг друга никогда не понимали. Родители тоже.
И я всегда боялась всего на свете. И наверное, сюда я пишу, чтобы как-то скинуть этот многолетний груз с плеч, избавиться навсегда.
Как легко думать, что можно забыть все, просто отстранившись от другого человека и забаррикадировать свою душу расстоянием. Как сложно понимать и принимать этот мир, когда начинаешь его бояться, зажиматься и шарахаться.
Наверное, у меня не самая лучшая психика, и со стороны я кажусь угрюмой и злой. Так, во всяком случае, говорит моя мама. И никогда ей не приходит в голову, что это просто задумчивость, появляющаяся каждый раз, когда я ухожу в себя, придумывая какой-то другой мир.

Очень хочется, чтобы рядом был кто-то, кто избавит от страхов. Но парадокс в том, что страх мешает знакомиться с кем-то. Даже нет, не так. Не страх, а ужас. Паника. Лавина.
Очень хочется верить, что есть друзья. Наверное, парочка есть все-таки.
Оксана живет далеко, в Новосибирске, но она мой друг, который понимает и парой слов может легко зажечь огонек надежды. А Наташа живет рядом, в подмосковье. Она искренний человечек, который пытается жить ярко и красиво, который всегда улыбается и от которого исходит такой позитив, что просто рядом находится приятно.
Есть много людей, больше, чем знакомых. Они хорошие, светлые, добрые. Я доверяю им. Но они не поймут. И им я, наверное, не открою какие-то глубинные тайнички своей души...

Жизнь протекает в хаосе дорог,
Бесчисленность путей сбивает с толку.
И каждый сам потерянной иголкой
Все глубже зарывается в свой стог.
И даже время больше не стоит,
Оно несется прочь шальным галопом.
... тревожные наращивая ноты,
оно однажды просто замолчит.
И слушая всю эту тишину
Промозглой осенью, разлитой по асфальту,
Так хочется не верить никому...
... хотя бы до несбыточного завтра.

комментировать²

Ура!
Дали кусок зарплаты из-под стола, чтобы никто не увидел.
Половину убухала на оплату счетов, вернула маме три тыщи. Остаток честно потрачу на подарки, тем более, что заказы ужо поступили =)

Поехала за билетами в Питер /да, да, я еду в Питер!/, но не на Ленинградский вокзал, а на Белорусский, потому что ближе и переходить на другую ветку не нужно. И там даже не было очереди в кассу, я так обрадовалась! Если бы мне продали билет, я обрадовалась бы еще больше... Сказали, что у них плохая база данных и ехала бы я лучше на ленинградский, потому что иначе придется брать купейный билет. Думаю, я все равно попаду на купейный, ведь к новому году все уже растащили... А то и вообще на машине поехать можно, ибо что нам какие-то 700км! Одолеем как-нибудь =)

комментировать¹

Зима давно наступила. Рассыпало снегу, подуло холодным, укутало в теплое.
Оставило замерзшие лужи и сонных прохожих где-то на границе сознания. За окном.
Утром, просыпаясь, не хочется отдергивать шторы и смотреть на унылость. Просто потому, что не снег делает пейзаж холодным, а его отсутствие.

Написала подруге письмо. Начала писать, когда вокруг полыхало, тянуло запахом опавшей листвы и моросил еще не такой холодный дождик. И за окном было пестро, сказочно. Тепло.
Прошли три недели. Про которые не скажешь ничего, кроме того, что они просто прошли. Дни похожие друг на друга сложились незаметно в недели. Одинаковые вечера похожи на недовареный холодец. Мутный, однородный. С редкими прожилками белого. В белой металлической посудине.
В конце ноября уехала Нина, которая жила на соседней кровати и была таким маленьким огоньком, ради которого понимаешь, что домой возвращаться охота. И как-то сразу навалилось все, словно это вместилище души разом опустело, распахивая двери болезням, грусти и позабытому чувству одиночества.
Неоконченное письмо подруге долежало до первого снега. А потом еще неделю.
У Оксаны скоро День рождения, и я отправила ей подарок - большую книгу с фотографиями лошадей. А письмо так и не закончила, написала новое. Короткое и бледное.

Ощущения скорого нового года нет. И встречать его не с кем... Здесь в Москве точно не с кем, а с родителями не хочется. Там буду взрослые тетки, друзья родителей, сестра со своим парнем. И что там делать мне?
И в Рязань не тянет. Аня в очередной раз затянет про то как неудачно все вокруг и как плохо жить на свете.
Эти два омута, куда не хочется прыгать, меня пугают.
Хочется в Питер, где волей случая собрались самые лучшие талантливые люди, которых я когда-либо встречала.
Вот спихну своих кошек маме и уеду. Или просто насыплю им корму на три дня и уеду... Может, вернется Нина и посмотрит за ними........ Решаемая проблема.

П.с. Надеюсь выплатят зарплату, потому что подарки покупать катастрофически не на что.

комментировать²

Прочитав про Серого, мой Друг сказал: «Это очень грустная история… А у тебя есть веселая, чтобы все хорошо кончилось? Расскажи историю с хорошим концом…»
Ты озадачил меня, Друг. Я долго думала и поняла, что относительно хороших историй у меня мало. А точнее всего две. И обе они заканчиваются одинаково, потому что судьбы этих лошадей, такие разные изначально, тесно переплелись и соединились.


Верфия.

Мы любим повторять, что если когда-нибудь задумают поставить памятник прокатской лошади, то делать его нужно Верке, и делать из золота. Верфь – это профессор по части обучения и издевательства над начинающими. Она мудра, как змея, добродушна и самодостаточна, она сильна, как буйвол, и понятлива, как собака. А душа у нее человеческая… женская…

Верфию привезли на ипподром в кошмарном состоянии. Девочка Ж. выкупила ее из конюшни, которую собирались расформировывать, а если точнее – сдать всех лошадей на мясо. Она была вся в репьях и блохах (явление для лошадей крайне редкое), маленькая, несуразная, длинная, на невысоких ногах, с огромной головой, вся как картинка из учебника по лошадиной анатомии, из той части, в которой проходят скелет. Я никогда до этого не представляла, что у лошади столько костей и где они находятся. На Верке все было видно – ни грамма мышц. И огромное жеребое брюхо, в котором скукожившись жила ее будущая дочь.
Ж. мечтала прыгать и поэтому когда Верфь ожеребилась, она принялась втягивать кобылу в тренинг. Кобыла не втягивалась. Она виртуозно «снимала» Ж. при любом удобном случае. После поездки на круг, Верка практически всегда возвращалась в свой денник одна. Женя приходила следом, злющая и прихрамывающая. Если честно то я ни разу не видела, чтобы Ж. удалось прыгнуть на ней больше 30 сантиметров. Все попытки поднять «высоту» заканчивались одинаково – грациозный прыжок с выгнутой как у борзой спиной – и кобыла в гордом одиночестве возвращается к себе домой. И так каждый раз. Потом у Веркиной хозяйки стало туго с деньгами и кобыла попала к Ире.
Злобная рыжая бестия. Она била по людям, мгновенно выцеливая, с бешенной скоростью, так, что к заду нельзя было подойти, а хвост разбирался по принципу «как получиться – лишь бы быстро» и вообще чистить ее надо было вытянутой рукой и не зевая.
Ко всем своим достоинствам она была жутко неудобная. Тряская рысь, при которой позвоночник осыпается в трусы, осталась в ее арсенале по сей день.

Но время, разумная строгость, нормальные условия существования постепенно сделали свое дело. Верка присмирела. Из ее взгляда ушла жестокость и злоба. Она полюбила сахар. И довольно быстро смекнула, что если делать хоть сколько-нибудь от нее отстанут. Она научилась не тратить сил попусту. Пока есть хоть немножко желания – бегаем, как расхотелось и намеков человек не понял – до свидания. Дорогу домой найду сама. Кроме того, она не терпела ошибок, она издевалась ровно до того момента, пока человек не находил правильного действия.
Я очень много на ней ездила в то время. Она была мой основной лошадью. Моей олимпийской безнадегой.

Какая же она рыжая! Как огонек. Вся-вся, в красноту. Когда солнце пробивается сквозь гриву, становится страшно прикоснуться к ней рукой – вот-вот обожжешься. И умная. Самая умная. Она все-все понимает.

Мы стоим на маленьком вольтике в углу плаца, и у Ирки уже срывается голос: «Внешний повод! Ася! внешний!!! Внешний, а не внутренний!!!» Но кобыла упорно увозит меня с вольта. Я соплю и уже хлюпаю носом, правая рука болит, костяшки побелели от напряжения, повод проскальзывает в мокрых руках. Снова запихиваю ее в угол, и в повороте опять Верфь меленькой противной рысишкой утопывает с круга. «Внешний!!!!». Снова поворот, снова выехали. И тут почему-то, видимо уже не выдержав напора, я расслабляюсь, сажусь ровнее и уже расслабленной спокойной рукой набираю правый повод, внешний, и кобыла убирает плечо и поворачивает на вольт обратно. «Я поняла!!! Ира! Я поняла как надо!»
И надо сказать поняла на всю жизнь.

Кроме Верфии, Ирка сажает меня и на маленького толстенького тракенчика Пашку. Именно на Пашке она объясняет мне что такое темпичная рысь, какой должен быть контакт в поводе, как делать элементы. После тренировки на Пашке, я пытаюсь все закрепить на Верке, повторяю пройденный материал. Кобыла очень быстро улавливает, что от нее требуется. Буквально после двух недель я спрашиваю у Иры: «Ир, посмотри, чего это она?» И трогаю рысью вдоль стенки. «А это, Асенька, темп. Молодец». После этого возникла легенда, что красиво бегать Верфию научила я. Я в нее не верю. Верка сама научилась.

Я уже писала про наши первые попытки штурмовать выездковые поля.
http://asjapa.livejournal.com/41408.html

Летала я с нее бесчисленное количество раз. Ну очень много. Кроме этого позорного падения на стартах, было еще одно очень забавное.
Перед очередными соревнованиями меня в который раз пытаются прилично посадить. Половина (это прозвище) глумится надо мной, будто отыгрываясь за свое несчастливое детство. Она держит Верку на корде, а я катаюсь и без рук, и соответственно без стремян или же с длиннющими стременами, в дамской посадке на конкурном седле, задом наперед, рысью-галопом, галопом – рысью. Меня колбасит нечеловечески, периодически я сверзиваюсь, но терплю издевательства, ибо красота требует жертв. После очередной экзекуции Ирка ведет меня на плац в центре круга – проехать по езде. И происходит следующий диалог:
- Ну как позанимались?
- Ирка! Половина так классно меня посадила! Я прям по-другому себя чувствую, прям как влитая сижу!
И тут Ира наступает на мааааленьку веточку, веточка тихонько хрустит, Верка делает еле уловимое движение, и я уже сижу рядом с ней на асфальте. Мы с Иркой долго и громко ржем.

Надо сказать, что кобыла на всю жизнь сохранила удивительное свойство – если она не хотела работать, то никакой сахар и никакой хлыст не могли ее заставить. Но зато если у нее было настроение – то она вся преображалась, она слушала малейшие команды, старательно пыхтела и вытягивала свои короткие ножки. А главное, если у нее было настроение, то она сдавала свой коротенький затылок, тянула ноги и расслабляла спину – и ее катастрофически тряская, неудобнейшая рысь, становилась плавной и размеренной и можно, можно было сидеть, даже нет не просто можно, а становилось УДОБНО сидеть, легко.
За несколько лет совместных тренировок я научилась различать, когда у Верки рабочие дни, а когда «критические». Если кобыла была не в настроении, она очень медленно и лениво шла к плацу, отвлекалась, смотрела по сторонам, дулась на ногу, мотала головой, в общем всячески высказывала свое «фе». И прибыв на плац отказывалась работать. Мы делали легкий тренинг и возвращались в гараж.

Но если, выйдя из конюшни, она подбиралась и, сосредоточенно стуча копытами, вытянув шею вперед, резвым шагам топала к месту работы, то это значило, что на плацу от нее можно было требовать, что хочешь – хоть Большой приз. В таком настроении она реально делала и менки в три-два темпа, и в темп могла отменять, и пируэт на галопе замочить. Потому что шла работать и работала на 200 процентов.

То, что совпало Веркино рабочее настроение и день соревнований – чистая случайность. Мы только шли на разминку, а я уже знала, что мы будем первые. Широкий, твердый шаг, ровный гулкий перестук. Я ликовала. Я почти не разминала ее – так разогрела для порядка. И мы ехали ТАК как должны ехать победители – ни единого сбоя, ровно, легко, активно. Первые. Первый и последний раз. Но победители. Из сорока человек. С такими оценками, что к нам даже близко никто не подобрался. И все это несмотря на то, что маленькая рыжая козявка за неделю до стартов засунула свой хвост к соседке и Манька его радостно обгрызла, превратив вполне себе приличный хвост в невразумительную мочалочку.

А потом Д. почему-то решил, что кобыла подходит для конкура. И забрал себе в работу. Верка прыгала. Сопротивлялась, но прыгала. У нее хорошая техника, но 120 – ее потолок. Маленькая, коротолапая, она борется до последнего, только бы не заходить, но Д. сильный и упрямый. Он лупит ее, и я каждый раз рыдаю, когда веду ее уставшую и замученную с тренировки. Ира заканчивает это безобразие только после того, как Д. во время очередной порки попадает кобыле по глазу. Верка спасена, глаз проходит, Д. снова уходит в запой – все довольны.

Летним вечером мы кентеруем по кругу. На мундштуке, естественно, потому что иначе очень страшно. Хорошим легким галопчиком проходим полкруга, и тут я решаю прибавить. Потихоньку отпускаю повод, и Верфь также потихоньку начинает прибавлять. Полсантиметра веревок – плавный набор скорости. Как на хорошей машине. Вдруг возникло ощущение, что наращивать обороты она может бесконечно. Ну на фиг – торможу. Но именно в тот момент я поняла, почему Ж. с ней не справлялась – кобыла на полном ходу «взлетала», то есть, разогнавшись хорошенько, выходила на лансаду. Усидеть нереально.

Продают Августа, и я ухожу с ипподрома. Я пропускаю бесчинства Жука, и соревнования, на ней много выступают Иркины девчонки. Так что даже на эквестриане про нее есть страничка.
http://www.equestrian.ru/sport/horses/3535
Они вместе с Альтаиром даже участвуют в соревнованиях для инвалидов. Тотошка – серый арабский мерин. Он веркин друг, а она его женщина. Они любят друг друга, вместе гуляют, вместе работают, ссорятся из-за Веркиного вздорного характера, но Тото всегда ее прощает.

Я вернусь через полтора года.
Вернусь стоять с прокатом. Часы, дни, недели.И так четыре года. Мимо будут идти люди. Толпы. Недавно Юлька сказала: «Прокат делает из лошади-партнера, друга – лошадь-проститутку, которая тупо выполняет команды за сахар» - звучит обидно, но, проработав большую часть жизни тренером в прокате, я тоже так думаю.

Верфь – основная кордовая лошадь. Она катает начинающих и глумится над ними как умеет. Если я выхожу с манежа, то кобыла тут же выходит топтаться в центр. Человек сверху ощущает себя ничтожеством. Она терпит первые полчаса, а потом начинает ходить темпом, не беря на спину, - хватает двух кругов – и человек или слезает сам, или падает. Она почти перестает играть – ей это не нужно. У нее более гуманные методы избавления от всадника. Мы ей не перечим. Во-первых – ее реально жалко – каждый раз, когда ей плюхаются на спину, я физически ощущаю на себе ее боль, во-вторых – мы все знаем, что она не будет слушаться ровно до первого правильного движения. Как только всадник дает нормальную человеческую команду – она тут же превращается в супер-выезженную лошадь. Ну, если у нее есть настроение, конечно.
Обычная картинка в манеже: Тотошка семенит впереди, а кобыла у него в хвосте. Прокат уже на первом занятии разделяется на тех, кто не любит Верку и на тех, кто от нее в восторге. Люди из первой группы редко приходят во второй раз. Она – наш профессор, наша лакмусовая бумажка. Она – сито, через которое пройдут все и отсеются не нужные.
Иногда летом, когда народу мало, мы берем ее и Тотошку и катаемся на них на шпрунтах, обмотанных вокруг шеи. Верка послушно выполняет все команды, вплоть до прыжков через маленькие барьерчики и менок ног. Ездить на ней – одно удовольствие.

Время берет свое. Верфии уже четырнадцать, из которых больше десяти она провела в центре города на пересечении двух больших магистралей. Она кашляет. Задыхается. Тотошка тоже. Их лечат, но болезнь лишь стихает, чтобы потом вернуться снова. Приступы случаются все чаще. Серый уже почти живет в лазарете. Круглосуточная левада не спасает. Воздух в городе пропитан ядами. И Ирка, хоть она и хотела оставить их при себе до конца, решает отправить стариков в один из подмосковных пансионатов. Там работает подруга МихалЮрича, которая чуть не описывается от восторга, что они к ней поедут. Поедут к соснам, немножко катать детишек, гулять, стареть дальше, умирать. Там они проживут еще год, может два, а может еще больше. Оставить их на ипподроме, где счет пошел на дни и часы, было бы жестоко и эгоистично, лучше сразу усыпить.
Они ходят парочкой, Тотошка блюдет Веркину нравственность и гоняет от нее соперников, они считаются супер-лошадьми, потому что они и есть супер-лошади, на них ездят лишь те, кто достоин. Оба на свежем воздухе взбодрились и теперь с ними сложно справиться. Мы знаем, что их не перенапрягают, Ира постоянно отсылает туда лекарства и подкормки, знаем, что они будут жить.

Конюшня опустела. Верка с Тотошей отдыхают в Подмосковье, Мурз неизвестно где, Гагу загибается под прокатом на Планерной. Я не вернусь. Мне не к кому возвращаться. Остались Бубл и Объедок – любимые гаденыши, но это не то. Без Верфии для меня нет ипподрома. Она казалась чем-то вечным, незыблемым. Я даже не фотографировала когда приезжала с камерой, думала «Ну куда она денется». Ни одного кадра. И только сейчас я начинаю понимать, что может статься, я больше никогда-никогда ее не увижу…

P.S. Ну вот. Опять получилось грустно. Я не специально. Я думала, напишу про кобздела – она же жива-невредима, отдыхает себе с Сержиком.
Нет - не будет так. Мы поедем к ней в гости. И мы обязательно увидимся.

комментировать

Согласно результатам опроса, методы для столь деликатного дела ученицы старшей школы выбирают следующие:
1. Схватить за лацканы, чтобы не убежал, и сказать прямо в лицо, чтобы увидеть реакцию и, если она не понравится, немного поунижать избранника вместе с подругами - 67%

2. Отправить текстовое сообщение на мобильный, наблюдая за реакцией из укрытия и, если она не понравится, немного поунижать избранника вместе с подругами - 45,2%

3. Вручить любовное письмо на розовой бумаге и, если письмо будет прочитано не с тем выражением лица, немного поунижать избранника вместе с подругами - 16,5%

4. Позвонить и признаться по телефону, но если что-то не понравится в тембре голоса избранника, немного поунижать его вместе с подругами наутро - 14,8%

5. Попросить подруг передать сообщение и, в зависимости от реакции на него, наблюдать из укрытия, как подруги немного унижают избранника - 5,2%

комментировать²

комментировать³

ничего себе... долго не смотрела на количество друзей... ну, которое тут...
на сей момент число 119! кажется, когда я смотрела последний раз, тут было что-то где-то 55-65.. не больше 70 точно.
Приятно очень, спасибо всем!

=)

комментировать

Сначала проснулась в двенадцать. Радостно потянулась и поняла - сегодня останусь в кровати. Буду читать, грызть орешки и играть в судоку.
Потом пришли голодные звери с наглыми мордами. Кормить их, видете ли, надо!
Пришлось тащить свою попу на кухню и насыпать им сухого корму.

А раз я уже встала, то почему бы не включить компутер? Ага, вот я и попалась. Вообще нельзя включать компьютер дома. Днем. Без каких-либо планов. Очень уж затягивает это все...
Села смотреть мультики... Посмотрела серии 3 или 4, когда зазвонил телефон.
Подходить ужасно не хотелось, но раз так настойчиво звонит...

(Полностью)

комментировать¹