Пурга. Ловлю машину – топать от остановки до метро, от метро до остановки, трястись с бомжами в троллейбусе страшно не хочется. Сажусь в тепло… Музычка, уютно…
Со мной очень любят говорить водители. Не знаю почему. Так уж у них видимо принято.… О том, о сем – о чайниках на дороге, о бездарности третьего кольца, о погоде…
- А вы с ипподрома едете?
От предчувствия дебильных историй из детства, о том как «катался на лошадке», нервно сжимаюсь
- Ага.
Так оно и есть
- Я вот в детстве катался на лошадке, упал несколько раз и не сел потом.
И правильно сделал
- А вот отец у меня он даже на рысистых лошадях мог ездить верхом…
Достижение безусловное.
… Он мог поймать рысистого коня любого, ну вы знаете, что такое рысистые лошади…
Киваю, больше ничего не остается
… – это те, которые в табуне бегают. (!) вот, он такого ловил, седло на него одевал и сразу впрыгивал. Ну тот конечно сразу на задние ноги…
Куда ж без этого
… но отец брал и как треснет его палкой, ну и конь сразу скачет… А я сидел в этот момент в машине и плакал, за отца боялся…
Я уже тоже сижу и чуть не плачу и думаю о том, что наверное я чудовищно цинична и снобизму моему нет предела, но все таки немыслимо объяснять сейчас, что так нельзя и это вовсе не «милая история» и жалко, ужасно жалко всех этих гривастых доходяг, «рысистых лошадей», у которых все общение с человеком сводилось к избиению и кажется я сквозь эту метель различаю силуэт беснующейся, напуганной, рыжей (почему-то именно рыжей, не знаю почему) лошади и этого озверевшего человека, который лупит ее и радуется ее покорности… И все это так страшно, так грустно…

Не разговаривайте с водителем.