Блеск и нищета Псковского конного завода

11 января 2002

Этим летом нескольким членам Общества возрождения беговых традиций Санкт-Петербурга довелось побывать на Псковском конном заводе. Сведения о том, что происходит на заводе, были настолько противоречивыми, что хотелось разобраться, как же живет завод сегодня, самим.

Автор: Вера Степановская

Впечатления оказались яркими, и краски их не потускнели до сих пор, хотя поездка состоялась в июне. Мы были на заводе всего два дня, и данная статья - не глубокий анализ, а лишь эмоциональная реакция человека, впервые попавшего в Псковский конный завод.

Первое, что поражает, - это сама усадьба Волышово, принадлежавшая семье графов Строгановых, отличавшихся художественным вкусом и покровительством искусствам. Сквозь черты разорения и разрушения проглядывает бессмертная красота. Петербуржцам хорошо знакомо здание Строгановского дворца, построенного великим Растрелли, выходящего своим фасадом на Невский. Теперь этот дворец передан Русскому музею.

Волышово не менее прекрасно. Его уникальность прежде всего в сочетании архитектурного ансамбля с пейзажным парком, занимающим 38 гектаров, соотношении между жилыми, хозяйственными и конюшенными постройками.

Мы обходим усадьбу с Антониной Ивановной Антоновой - учителем местной школы, краеведом, собравшей уникальные материалы из истории имения. Слушаем ее рассказы о былом расцвете и нынешнем разорении, и картины прошлого живо встают перед глазами.

Въездная аллея приводит к главному зданию усадьбы, будто распахнувшему свои флигели навстречу, слева здание церкви, справа небольшие особнячки, в которых останавливались то сестра графа, то многочисленные гости. За спиной остается дом управляющего и самый красивый из конюшенных корпусов: полукруглое здание красного кирпича с бронзовыми головами лошадей на фронтоне, окруженное прекрасной чугунной решеткой, привезенной из Италии.

Сегодня почти все эти здания пустуют и разорены. Разорены и разграблены они были не в революцию и не в Великую Отечественную (после немцев клумбы остались), а в последнее десятилетие: дома стали нуждаться в ремонте, денег на который не было, школа из главного корпуса выехала, и сами же местные жители стали тащить все то, что можно было выломать и оторвать: медные ручки дверей, перила лестниц, оконные рамы. Хотели вынести уникальный наборный паркет из разных пород дерева, да он не поддался - слишком плотно были пригнаны пластины друг к другу. Кроме паркета сохранилась еще мраморная лестница, ведущая на второй этаж. А грифонов, сидевших у входа, увезло Порховское милицейское управление, и теперь они тоскливо сидят перед их зданием.

Лучше всего сохранился парк. Он начинается сразу за усадьбой, и в былые годы граф, выйдя из своего кабинета, наполненного книгами и произведениями искусства, попадал на террасу, с которой можно было за небольшим лугом увидеть массу деревьев, переливающуюся всеми оттенками зелени - деревья специально были посажены так, чтобы радовать глаз разнообразием. Чуть дальше был искусственный пруд, а за изящным мостиком через ручеек начиналась березовая аллея. К сожалению, она не сохранилась - несколько лет назад в бурю были повалены почти все деревья, лишь несколько берез-великанов напоминают о былом великолепии. Зато сохранились дубовая и пихтовая аллеи - каждая длиной больше километра. Много в парке экзотических пород деревьев, завозившихся из разных концов России и из-за рубежа.

Из зданий главной усадьбы поражает воображение огромный манеж - уникальная инженерная конструкция, ныне тоже пустующий и заброшенный. Конноспортивной секции в конном заводе не было никогда, но во время зимней гололедицы рысистый молодняк тренировали в манеже.

Очень красиво выстроены маточные конюшни: здания красного кирпича квадратом охватывают двор, а в небо глядит внушительная башня с флюгером. Вообще и маточник, и конюшня жеребцов находятся в некотором отдалении от главной усадьбы и тренерских конюшен, на горе в Дорогунях, откуда открывается изумительный вид на левады и выпасы. В Дорогунях свило себе гнездо семейство аистов, и птицы свободно гуляют между пасущимися лошадьми.

Обо всех зданиях, конечно, не расскажешь. А ведь была у графа еще и ремесленная школа, и зверинец, и псарня.

Но вернемся к истории собственно конного завода. Она двигалась отнюдь не по поступательной: завод несколько раз был разорен, разведение лошадей начиналось несколько раз практически с нуля, менялась и ориентация: завод был и верховым, и орловским, и русским.

Он был основан в 1889 году, управляющим был назначен англичанин Карл Иванович Пейдж. Разводил граф, в основном, лошадей для охоты - гунтеров, поэтому поголовье состояло из лошадей разных пород. Но, по-видимому, преуспел мало, хотя конюшенных корпусов осталось так много, что можно предположить, что поголовье графского завода было не меньше нынешнего.

В революцию конный завод был фактически разорен, лошадей не осталось, но постройки были настолько прочными и удобными, а месторасположение таким удачным, что в 1925 году конный завод был восстановлен как рысистый. Поголовье состояло, в основном, из метисных лошадей, которые успешно бежали на Ленинградском ипподроме, последний открылся после революции в 1922 году. Недалеко находилась еще одна усадьба с рысистым заводом - "Светье". Его поголовье вскоре пополнило Псковский завод. Очередным ударом стала война. Лошади были эвакуированы, но после войны завод создавался фактически заново. Краткий период здесь занимались сразу двумя рысистыми породами: орловской и еще не названной так русской.

Расцвет завода, как это часто бывает именно в коннозаводстве, связан с именем одного человека - Анны Григорьевны Куницкой. Именно она собрала отовсюду уникальный маточный состав. Это совпало с началом работы в России Лоу Гановера. От него в заводе были рождены сразу несколько выдающихся лошадей, прежде всего Отелло и Ольгин, которые в свою очередь оставили группы ценных маток. Ольгин стал выдающимся производителем, хотя Главк возражал против постановки его в производящий состав: жеребец был небольшого роста, а русскую рысистую породу тогда еще разводили по комплексу признаков. Но Куницкая не послушалась.

В завод она пришла вместе с мужем - агрономом Петром Андреевичем Павличенко. Они и подняли все хозяйство на качественно новый уровень. Стали не только обеспечивать себя кормами, но и продавали еще ежегодно по 300 т сена, завели молочное стадо породистых коров, стремительно увеличивалось и конское поголовье. Питомцы завода выигрывали традиционные призы в Москве, Киеве, Таллинне и на других ипподромах. Директора приходили и уходили, а Куницкая оставалась. Однако после перестройки времена поменялись. И очередной директор счел коневодство не рентабельным: лошади приходили с Киевского ипподрома по 2.05 - 2.08 и шли на убой, на корм пушным зверям на звероферме, лошадей перестали кормить. Дошло до того, что Отелло пал по непонятным причинам. Куницкая в заводе в это время уже не работала, - ее вынудили уйти, но, живя тут же рядом, была безмолвным свидетелем гибели своего дела.

Поразительно, но люди, живущие в Волышово, не осуждают директора, который находится на своем месте до сих пор. Наоборот, оправдывают и одобряют - ведь он сохранил молочное стадо в 200 голов, приносящее заводу прибыль, людям регулярно выдают зарплату, правда, в конной части она совсем маленькая - всего 600 рублей, но я слышала, что по стране бывает и меньше. Но все же, как же надо было исказиться человеческому сознанию, чтобы не только спокойно смотреть, но и одобрять уничтожение лошадей, распродажу уникального поголовья. Впрочем, это стоит в одном ряду с разорением усадьбы: люди перестают ценить красоту, духовность, природу. К сожалению, это не проходит безнаказанно и бесследно...

Сегодня ситуация в конном заводе медленно поворачивается к лучшему, хотя говорить о кардинальных переменах еще рано. Лошадей начали кормить, но концентраты - это, в основном, ячмень, оставшийся от переработки на ближайшем пивзаводе.

Когда мы приехали на завод, то первым долом отправились в Дорогуни - смотреть жеребцов. Оказалось, что еще жив и успешно продуцирует двадцатишестилетний Бродяга Я (Ольгин - Бурбетта) 1.57,8 р, 3.06,6. Он весь седой, но вылетает из конюшни, как молодой, с удовольствием позирует перед фотоаппаратом. Другой доморощенный заводской жеребец - Очаков (Ольгин - Черногорка) 1.59,1; 3.05,7 - тоже небольшой, но крепенький. Довольно строг, может цапнуть в деннике (пришлось испытать на себе). К сожалению, использование сыновей Ольгина пришлось на годы, когда поголовье испытывалось очень мало, поэтому об их настоящем значении как производителей судить трудно. Из остальных жеребцов, стоящих в заводе, самым ценным, безусловно, является Пируэт (Реприз - Пифа) 2.01,4; 3.11,9, но он сейчас не используется - после перелома нога неправильно срослась, и он не может сесть на кобылу. У завода нет возможности его лечить по-настоящему, и так он и стоит не у дел, грустный, с нерасчищенными копытами. А ведь его использование на псковских матках - последняя задумка Анны Григорьевны Куницкой. Рождение от него в заводе Проказника 2.00,5 от Олигархии (Ольгин - Рампа) - дербиста и победителя приза Элиты блистательно подтвердило ее зоотехнический замысел.

Кроме того в заводе стоят Распев (Реприз - Прелесть) 2.03,0, Панасоник (Сидней Лобелл - Показная) 2.01,8 р, Пеленг (Примат - Тарантелла) 2.01,4; 3.07,5. Использовался в последнем случном сезоне Пирвели Даси. Их мы осмотрели в конюшне.

После жеребцов осматриваем пустые маточные конюшни - все лошади на пастбище, спускаемся вниз и долго бродим среди маточного табуна. Лошади выглядят хорошо. Конечно, в табуне не поймешь: кто есть кто, но смотреть на пасущихся лошадей можно часами.

Уже позже, по моей просьбе, начкон конного завода Инна Чернышова любезно предоставила сведения о распределении маток по линиям и семействам. К линии Роднея в заводе принадлежат 3 дочери Гипюра, по одной Чистогана, Галлант Про и Калигулы; к линии Скотленда - дочери Примата, Фима, Пеленга (6 голов); линия Аксворти представлена двумя дочерьми Настрия. Наибольшее количество маток - 50 голов - представляют в заводе линию Воломайта. Это дочери Ольгина, Бродяги Я, Гренобля, Очакова, Лоска, Отелло, Реприза, Пируэта и Отблеска.

То, что завод сохранил уникальное маточное поголовье, вселяет надежду на будущее. Однако остается много трудностей. И главная - испытание лошадей. Закрылись близлежащие Псковский и Череповецкий ипподромы, стали недоступными ипподромы в Киеве и Таллинне. Поэтому и бегут псковские лошади на самодельных дорожках Северо-Запада. Несколько лошадей стоят сегодня на Московском ипподроме, но о былых достижениях пока остается только вспоминать.

Посмотрев производящий состав, спускаемся вниз, к тренерским конюшням. При Куницкой их было 4, сейчас осталось две. И все же традиции, поддерживающие былой порядок, сохраняются. Норма работы для наездника с молодняком - 8 голов в день, правда, темпы заездки ускорились - общая ситуация влияет и на ослабление прежней дисциплины. Но тренерские корпуса новые, приятно радуют своим удобством и чистотой. В левадах гуляет молодняк, не очень крупный, но правильного сложения. Хотелось бы, чтобы эти лошади дошли до ипподрома.

Наконец, добираемся до дома Анны Григорьевны Куницкой. Она, конечно, болеет за судьбу завода, переживает за свих любимцев-жеребцов. Вспоминает, какой прием устроила публика Бродяге Я во время одного из его последних выступлений в Москве. Над кроватью у Анны Григорьевны - портрет Отелло. Рассказывают, что не было случая, чтобы она пошла на конюшню к жеребцам без угощения, не только сахар, даже халву носила. Сама рассказывает, что когда выходила из дому в 4 часа утра, шла через темный поселок на конюшню, испытывала настоящее счастье, чувствовала себя хозяйкой, ответственной за весь завод. И действительно добилась его процветания, и люди ее любили... Братья Карпинские Лев и Александр, например, до сих пор называют ее "мамой".

Но человек она гордый, не умеющий кривить душой. Правду в глаза может высказать нелицеприятно. Многое в сегодняшнем заводе ее огорчает, до сих пор остается боль в душе о том, что завод потерял. Оживляется Анна Григорьевна, когда рассказывает о прошлом: как собирала маток, как отправляла их на случку с Лоу Гановером в Дубровский конный завод, как строила тренерские конюшни, поднимала молочное стадо, заводила звероферму. Слушая ее, еще раз убеждаешься, что большая часть успеха в российском коневодстве зависит от личности, такой как Анна Григорьевна.

Приходит время покидать Псковский конный завод. Покидать его жаль. За два дня успели сродниться и с красивейшими видами, и с людьми, открытыми и добросердечными. Для нас - городских жителей - это в новинку, как в новинку, например, то, что все встреченные дети обязательно с нами здоровались. Мы увозим теплые воспоминания и желание как можно скорее вернуться обратно.