История Ленинградских школ (Пушкин)

3 апреля 1999

Воспоминания о Пушкинской школе верховой езды

Автор: Г.В. Хрулева, Кони Петербурга, N2, 1998 г.

"Поедем в Царское село
Свободны, веселы и рьяны..."
(О.Э.Мандельштам)

Поедем же в Царское село поздней осенью, в конце октября. Пройдем Подкапризовой дорогой, мимо Китайской деревни, затем под аркой Большого Каприза, направо и вперед, к Шапели. Там, рядом с Оранжереями, была когда-то Пушкинская Школа Верховой Езды. Основанная в 1969 г. Юрием Леонидовичем Петровым, она находилась на этом небольшом участке Аоександровского парка до начала 90-х годов. Затем она перебралась в район Фермы. Старая конюшня и манеж заброшены. Те, у кого с этим местом связаны драгоценные воспоминания, не молоды. Кто из них не изменил пленительной привычке поставить ногу в стремя, сесть в седло и оказаться на коне над землей? Больше тех, у кого этим занимаются дети. Недаром промчалась четверть века с того октября 1973 года, когда не стало Юрия Леонидовича, шефа, как мы его называли. Четыре года общения с ним - действительность, которая оказалась ярче мечты и воображения.

Начало 70-х годов - время, когда советским гражданам было многое нельзя, в головах у них было единообразное понятие, что плохо, что хорошо. Это избавляло от труда мыслить и действовать. Лошадь была явлением неуместным в Ленинграде и пригородах, конных прокатов не было, существовала только Школа Олимпийского Резерва. Наконец, разрешили открыть платные школы верховой езды в Пушкине и Сестрорецке. В Пушкине во главе ШВЕ встал Ю.Л.Петров, донской казак по рождению, бывший кавалерист. Появились первые лошади, которые теперь кажутся яркими индивидуальностями, были они очень разными по характеру, породе и жизненному опыту, чаще всего богатому. Это были: надежный могучий Лафет, серая Чайка, вороной красавец Кагор, низкорослая вертлявая Ракета, чистокровные Программа, Исфана, Интонация, Галана, Гомель. Колокольчик, вороной жеребец шефа, красивый, но с характером.

Возможно, они казались нам такими необыкновенными потому, что были первыми нашими лошадьми, и атмосфера пушкинской школы была чудесной, одухотворенной и незабвенной. Конечно, благодаря её руководителю, Юрию Леонидовичу.

Читающего эти строки не нужно убеждать, что лошадь - восхитительное существо, создавая которое Господь явил себя великим мастером. Возможно, это е качество и притягивает часто корысть, тщеславие, коварство по законам природы человеческой. Сейчас настали времена, когда в нашем городе и в его пригородах существуют многочисленные секции, клубы, школы, клубы верховой езды. Можно выбрать, где, с кем, на каких лошадях ездить, с каким тренером и чему учиться.

Наш первый тренер обладал природным даром чувствовать лошадей, любил, берег их, умел подчинять их себе без грубости и жестокости. В седле он в любой ситуации сидел красиво, невозможно было им не любоваться. Учителем он был превосходным: и требовал, и ободрял, его кавалерийский юмор облегчал и украшал наши первые попытки удержаться в седле. Он стоял в середине плохо освещенного, в межсезонье грязного манежа, стройный, седой, с черными пышными усами и обращался к смущенным "амазонкам": "Приветствую! Как поживает кавалер?" Мы усвоили навсегда, что человек не должен своим видом, словами, действиями оскорблять такое благородное существо как лошадь. Мы были счастливы чистить лошадей, расчищать копыта, приводить в порядок денники иманеж. Во время занятий много ездили учебной рысью или облегченной без стремян, прыгали через клавиши. И до нас, измученных, полностью поглощенных работой, долетало: "Окорока бережешь... Что ты её обнимаешь? Это не шея возлюбленной, а бок кобылы... Так только на печку лезут." Он учил нас сидеть глубоко в седле, прогнув поясницу, развернув плечи, смотреть вперед. На облегченной рыси приподниматься медленно, словно танцуя танго. Сравнение, конечно, не случайно, Юрий Леонидович блестяще танцевал и танго, и вальс, и мазурку.

Помните строки М.Цветаевой: "Одним ожесточеньем воли Вы брали сердце и скалу, Цаори на каждом бранном поле И на балу..."

Он обладал благородством, силой и изяществом, присущим и тем всадникам 1812 года. Это было созвучно нашим ожиданиям и стихии Царскосельских парков. Поэтому работа в манеже была радостной. Приходилось постоянно следить и за своей посадкой, и за сменой. "Граждане пассажиры, дистанция должна быть две лошади, а не два кота!.. У вас не галоп, а хреноп." Не всем нам действительно удалось стать всадниками, однако на начальном этапе такой стиль был очень полезен. Это учило собранности, внимательности и уважению к лошади и к смене, ответственности за происходящее в манеже.

Расслабиться и отдохнуть можно было во время поездок в Александровский парк, пейзажный характер которого очень подходит для верховых прогулок: почти плоский рельеф, длинные лучи радиальных аллей, сходящихся у Арсенала, водные глади, романтические руины. Бывали поездки в Александровку, к Кладбищу лошадей Царского Села, иногда занимались на полянах парка и прыгали через естественные препятствия. Перед Новым Годом вечерами дежурили в парках, ловили браконьеров, охотников за ёлками, участвовали в костюмированных праздниках в Екатерининском парке. Мы были объединены любовью к лошади, яркой личностью шефа, и это единение существует и сейчас, несмотря на то, что многое "судьба рукой железною разбила". Есть еще в Питере "птенцы гнезда Петрова", обретавшие крылья на пушкинской конюшне в ШВЕ, не спортсмены-конники и не лихие всадники, просто люди, умеющие ездить верхом и знающие, что это за упоительное состояние - быть на коне, а значит, выше людской суеты.