Рассказы

17 апреля 2001

Автор: Людмила Пивень

БЕЗ СТРАХА И УПРЁКА

В полутёмной комнате звенели шпаги. На экране два красавчика -- добрый и злой -- бились насмерть из-за глупой блондинки.

Валя забилась в угол дивана, сжалась в комочек и грызла сухари. С утра всё шло наперекос, да ещё и по телевизору показывают именно то, что больно царапает душу.

В жизни у Вали уже случилось несколько любовей, счастливых и несчастных, но никто никогда и ни с кем из-за неё не дрался... И сейчас она думала, что волосы у неё тусклые, глаза маленькие, фи- гуры нет никакой, удар левой не отработан и первенство города по боксу она проиграет. Вывод из таких размышлений мог быть только печальным: лучше Валентине Кагерычевой было не рождаться, или, родившись, умереть в младенчестве, а не пачкать собою земную по- верхность долгие двадцать лет.

Между тем на экране события шли своим чередом. Красавец с добрым лицом победил злого брюнета и куда-то повёз блондинку на приземистой белой лошади. Лошадь, само собой, скакала галопом, и копыта её так гулко стучали по дороге, как в жизни они никогда не стучат.

-- Та-да-дам... та-да-дам... та-да-дам...

Валя сморщилась и закрыла руками лицо.

Нет, не властен человек над воспоминаниями, только счастье надёжно удерживает их взаперти, но они ждут -- и дожидаются того момента, когда владелец их запнётся, затоскует, почувствует себя одиноким и больным... Тогда довольно звука, запаха, ощущения, жеста -- и на запертой двери отлетает крючок, и воспоминания вырываются на свободу, и вы оказываетесь в их власти.

Валя вспоминала счастливое лето, когда она познакомилась с Мариной, владелицей маленькой конюшни, когда поняла, что жить можно в ритме галопа, да, в этом самом ритме: та-да-дам... та-да-дам... та-да-дам... Он пронизывает тебя насквозь, ему в такт бьётся сердце, он с тобою всегда -- дома, на ринге, в вагоне метро. И у тебя всё получается, как задумано, и ты побеждаешь... Тогда, в начале лета, Валя с Мариной были подругами, тогда ещё Валя с Мариной не подралась и челюсть ей, закономерно, не сломала.

Легко говорить, что запрещаешь себе вспоминать. Невозможно остановить воспоминания, не дать им развернуться, особенно, когда лукавая действительность дёргает и теребит прошлое, как котёнок -- пушистый клубок.

...Был жаркий день, и Валя читала, сидя в тени некрашенного деревянного сарая -- конюшни на шесть лошадей. На лужайке пасся рыжий жеребец.

В обед на конюшне никого не осталось и Валя решила выпустить на свободу Голливуда.

Так звали жеребца донской породы, недавно привезённого в Питер из ростова и купленного Мариной по странно дешёвой цене. Никто на конюшне его не любил -- был он зол и кусуч, при случае бил передом и задом, а под седлом проявлял невыразимую изобретательность, чтобы сбросить всадника. Одну Марину он боялся, а Валю -- Валю уважал. Она в ответ на укус не хваталась за хлыст, а по-честному дралась ногами.

Обычно лошадей пасли после тренировок, но Голливуда в таких случаях сразу уводили в конюшню. И сейчас, едва выскочив наружу, он фыркнул, быстро огляделся и тут же ткнулся мордой в траву. Валя устроилась поудобней на большом, треснувшем вдоль бревне и открыла "Поющих в терновнике". Над её головою, над серым сараем волновались поднебесные вершины клёнов, а ещё выше медленно скользили по ярко-голубому белые сияющие облака...

Заурчал мотор машины -- в этом ничего необычного не было, конюшня стояла в парке, но мимо шла дорога на оптовый склад. Валя краем глаза заметила переваливающийся на разбитом асфальте огромный финский автофургон...

Вернуться к чтению не удалось -- рычащее чудовище заметил Голливуд.

Он тут же вскинул голову, замер -- изо рта у него смешно торчал пучок недожёванной травы.

Машина медленно приближалась и явно могла напасть.

Голливуд пробежался по лужайке взад-вперёд высокой, напряжённой рысью, затем снова замер в картинной позе: высоко поднята голова, насторожены уши, отставлен длинный хвост...

Фургон не остановился.

Жеребец угрожающе фыркнул в его сторону, однако и это не произвело на машину впечатления.

Валя напрочь забыла о несчастных австралийских любовниках. Голливуд вырос на степной ферме, в Питер его везли в железнодорожном вагоне, и в жизни не видел он таких механических чудищ.

А чудище становилось ближе, ближе, ближе...

Жеребец фыркнул ещё раз, потом вдруг сорвался с места, подлетел к Вале и столкнул её с бревна.

Первой мыслью Вали -- да, впрочем, это пришло бы сразу в голову любому, кто имеет дело с лошадьми -- было заорать и врезать как следует. Но тут она догадалась, в чём дело.

Всё так же, подталкивая носом, Голливуд загнал её в узкую щель между сеновалом и конюшней и закрыл эту щель от жуткой машины собственным телом.

Он был напряжён, как струна, он дрожал, а когда фургон опасно приблизился -- он кинулся в атаку, свирепо прижав уши.

Кинулся на страшное чудище, раза в два себя выше и в сто -- тяжелей.

Кинулся на чудище, которое утробно рычало, а потом начало пронзительно гудеть.

Кинулся и ударил передними ногами и грудью сбоку в дверцу кабины.

Фургон опрокинул на землю жеребца, но жеребец всё равно победил, потому что фургон испугался, фургон сбежал!

Голливуд полежал, поднялся, встряхнулся... Он был оглушён падением, но совершенно невредим -- и победительно, нагло заржал.

... На экране играли свадьбу. Валя рыдала навзрыд, не стесняясь..

Дело было не в том, что за двадцать лет её жизни защищал её в смертном бою только рыжий донской жеребец.

Дело было в том, что тем летом дончака по кличке Голливуд за упрямый злобный нрав отвезли на мясокомбинат.

ИМЯ

Как и договаривались, Вика зашла к Алёне в семь вечера. Они собирались немного погулять, а потом пойти на дискотеку.

Аля была неодета, ненакрашена и занималась необычным для неё делом. С помощью трафарета, гуаши и палочки, на конце которой был привязан кусочек поролона, девушка штамповала какие-то надписи на кусках толстого картона.

В ответ на справедливое негодование подруги она кротко сказала:
-- Ну Викускик, ну я знаю, что я -- свинья, но мне обязательно надо закончить. Осталось совсем чуть-чуть.
-- А что это такое? -- полюбопытствовала Вика, осторожно пробираясь по комнате между сохнущими на полу, на тахте, на гладильной доске готовыми табличками.
-- Это? Это будут надписи на денниках. Имя лошади, её родители, порода, год рождения... Короче, вся информация. Я где-то ещё полчасика... Хорошо?
Вике оставалось только вздохнуть и смириться. Алёна занималась выездкой в конноспортивной секции и в голове у неё, помимо первокурсника Антона, были одни лошади. Да и то, студенту надо было приложить немало героических усилий, чтобы потеснить четвероногих.

Морща лоб, кусая губки, Аля продолжила прерванное занятие, а Вика от скуки начала разглядывать таблички. Постепенно у неё на лице появилось выражение крайнего изумления. Пару раз она хихикнула так, будто прочла непристойность, потом не выдержала:

-- Слушай, это что, всё по приколу делается?
-- Нет. Чего ты решила?
-- Да ты посмотри: жеребец Гарнир, кобыла Традесканция, мерин Гемоглобин!
-- Ну? -- на личике у Али было святое недоумение.

Вика расхохоталась:
-- Ты хочешь сказать, так действительно зовут лошадей? Агглютинация? Помидор? Напивденный?
-- Да, -- Аля явно не понимала, что тут такого и у Вики появилось нехорошее ощущение, что кто-то в этой комнате сходит с ума.
-- Вы их так и называете? Баркаролла, Трисмегист, Альтиметр?
-- Нет, ну что ты, -- снисходительно улыбнулась Алёна. -- Вот я, например, Гарнира работаю, так я его Генкой зову. Трисмегист -- Тришка, Агглютинация -- Тинка... Такая кобыла, ты не представляешь! На Большой приз едет!
-- А что, нельзя сразу?
-- Что "сразу"?
-- Сразу называть лошадей нормальными именами?
-- Ну ты даешь! -- Аля покачала головой. -- Ты что, думаешь, это мы просто так упражняемся? Соревнуемся, кто больше умных слов знает?

Если честно, именно так Вика и думала. Алёна объяснила:
-- Породистых лошадей называют так, чтобы первая буква их клички была такой же, как первая буква клички матери, а в середине или в конце должна быть первая буква клички отца.
-- Бр-р-р! Ты хоть сама поняла, что сказала?
-- Да это совсем просто! Вот смотри: Металлист -- от Мирмидонянки и Логарифма, Валторна -- от Воли и Томагавка, Акселерация -- от Альпинистки и Циммервальда, Фанфара -- от Флоры и Фрада, Какафонист -- от Конгломерации и Фотографа. Ясно?

Вика вздохнула и закатила глаза. Это должно было означать: "Каждый сходит с ума по-своему".

Зазвонил телефон. Аля сняла трубку:
-- Да... Привет!.. Да ты что?!.. И кого?.. Ну, я в отпаде!.. Да, иду... Там и встретимся... Пока!

Вика с умеренным любопытством спросила:
-- Это кто?
-- Светка... Ты представляешь, Олька Базукина родила! Девочку!
-- И как назвали?
-- Не знаю... -- Аля на секунду задумалась и потом решила: -- Оксана!
-- Чего ты так думаешь?
-- Ну, тут же без вариантов! У Ольки муж Костик. Что тут ещё придумаешь -- для ребёнка от Ольги и Константина? Только Оксана!

Мнения и комментарии о рассказах можете присылатьпо этому адресу.